Страница 35 из 154
Печь вытоплена, дрова прогорели до угольков, чугунок с упаренной за ночь гречкой заботливо сдвинут на край плиты. Это во сколько же ребята просыпаются, если и по хозяйству успевают, и по воинским делам? Сдаётся, до рассвета.
Входит Васюта и сразу заполняет собой полкухни. Рубаха небрежно перекинута через плечо. Глаза у меня привычно округляются.
- Доброе утро, мальчики, - говорю, спохватившись. Почему у меня вырывается это «мальчики» - не знаю, но им нравится. Скромно опускаю взор.
- Доброе, - гудит Васюта, и, проходя в ванную, вопросительно поднимает брови. Как, мол, оно, после вчерашнего? Я киваю, слегка прикрыв глаза. Нормально, мол. Порядок.
- Доброе, - почти баском отвечает Янек. Он – к рукомойнику, плещется, фыркает. Усаживаю их завтракать и делаю вид, что не замечаю невесть откуда взявшегося третьего стула. Щедро сдабриваю кашу маслом, добавляю ломти баранины. Ишь, как мужички натрудились с утра, сейчас им всё впрок пойдёт! Они по-прежнему обнажены по пояс (видать, дома не зазорно), с полотенцами на шеях, как после бани.
- Красивые вы мужики, – говорю, не сдержавшись. – Вот кому счастье-то достанется…
Васюта шутливо пинает племянника.
- Слыхал? Это она про меня сказала!
- Нет, про меня! – Янка краснеет от удовольствия. – Ванесса, я ведь тоже красивый?
Васюта делает страдальческое лицо.
- Красавец писаный, - говорю серьёзно. – А молодец-то какой, через год-другой тебя ещё перегонит!
И видно, что мои слова приятны обоим.
- Всё собрала? – неожиданно спрашивает Васюта
- Вроде, всё… - Я в недоумении оглядываю стол. Чугунок с кашей, две миски, ложки, крынка с молоком, кружки… Что ещё?
- Себе-то миску поставь, хозяюшка. Без тебя не начнём.
Янек прячет улыбку. Я понимаю, что вопрос не обсуждается.
Видимо, я угодила, потому что оба сидят довольные, как коты в сметане, и уходить по своим делам им явно не хочется.
- Добро, - говорит, наконец, Васюта. – Что на обед думаешь? В леднике у меня говядина, хоть на борщ, хоть на горячее, баранов пара; сходи, посмотри. Да сама ничего не тягай, нас зови, кто ближе.
Мы переходим к обсуждению дневного меню. Завтрак-то я одолела, а вот к обеду придётся особо расстараться, с учётом столующихся у Васюты сотоварищей. А-а, где наша не пропадала! Как-нибудь отдежурю у плиты, это не квартальные отчёты верстать, когда над потерянной цифрой полдня сидишь до рези в глазах. Муромец проводит меня по всем кладовкам, схронам и заначкам. Нора следует за нами по пятам, обнюхивая новые местечки, и время от времени ей перепадает толика внимания от хозяина, так что я начинаю понемногу ревновать. Нет, ей-богу, пусть своего Хорса по загривку треплет!
После обхода выуживаю из Янека всё, что касается русской печки. Это ж я только хорохорилась, что всё о ней знаю, а на самом деле боюсь, что детских обрывочных воспоминаний не хватит. Основные принципы оказываются просты и прочно вплетаются в мою уже имеющуюся основу. Печь протапливают с утра и с таким расчётом, чтобы за час-полтора дрова прогорели до угольев, при этом нужно точно знать меру, чтобы заложить дров в самый раз: и не переборщить, иначе вместо равномерного нагрева варево выкипит, и так рассчитать, чтоб угольного жара хватило бы не меньше, чем до обеда. Собственно, к обеденному времени и готовятся все блюда. Сперва специальной лопаткой угли сдвигаются по краям, освобождая разогретый под, на который и ставят ухватом и чугуны, и жаровни, и кастрюли. Подвинешь посудину ближе к угольям - доведёшь содержимое до кипения, на середину – будет томиться. В общем, понятно. Жарковато только.
- Только доверху воды не наливай, - предупреждает Янек. – Начнёт кипеть – будет выплёскиваться. И блинов поставь, что ли. Вчера и не мотанулись, сразу расхватали.
Ладно, ребятки, будут вам и блины. Мы ещё вам пару курёнков неплохих потушим, в сметане…
В общем, пока обед поспел, поясница моя привычно ныла. Присев на стульчик, я полюбовалась, как Янек без особого труда вытаскивает очередной чугунок, гусятницу, кастрюлищу с борщом и по достоинству оценила, от какого тягла меня разгрузили. Спина пройдёт, а так вот обходиться со мной, как с королевишной, вряд ли ещё где будут.
Поначалу я наотрез отказываюсь обедать со всеми, но Васюта решительно подталкивает меня к общему залу, выговаривая:
- С людьми живёшь, лапушка, уважь, и дай им себя, как хозяйку, уважить. Ты ж для нас стараешься!
Гостей я разглядываю с тайным восхищением. Кто ж их таких понарожал? Все под стать хозяину, аж скамейки под ними гнутся. Я щедро наполняю миски, стараясь удержать в памяти имена: Флор, Аким, Василий, Добрыня, Илья… Надо бы вызнать потом, откуда они, здесь, русичи, не компьютерной же игрой их сюда затянуло?
И, похоже, хаживали сюда не только пообедать, но и «за жизнь» поговорить. Трапезничали не спеша, с разговорами, но всю мою стряпню до крошечки подобрали. Уважили. Беседы их были мне неинтересны, и я слушала вполуха, а потом ещё и отвлеклась.
Потому что эта Нора…
…Эта бесстыдница с самого начала вместо моего колена пристроила морду на Васютино, и глядела, как всегда, умильно и предано, а ей в ответ выбирались лучшие куски.