Сороковник. Книга 1

Моя собачка чихать хотела на хозяйский режим, и живёт исключительно в том ритме, который ей нравится. Просыпается в четыре утра - и немедленно бежит ко мне здороваться. Тратить время на утренний сон, с её точки зрения, глупость несусветная, гораздо полезней подышать хозяйке в ухо, потрогать голое плечо и уткнуться мокрым носом, стянуть, наконец, одеяло. На улице так много интересного после ночи, да и писать хочется, так что нечего тут залёживаться... Вот и сегодня: когтистая лапа чувствительно проехалась по моей руки в установленное природой время. Я привычно дёрнула плечом, сквозь сон пытаясь сообразить, отчего так жёстко и неудобно, а главное – холодно, даже попа стынет… Пошарила в поисках несуществующего одеяла и наткнулась на деревянную спинку дивана. И вспомнила, наконец, что я не дома.

Пока прочухалась, пока перевела себя в сидячее положение и постонала... Кажется, не ни одной целой жилки не осталось, словно прошлись кулинарным молотком, посолили-поперчили, обваляли в сухарях и подготовили к жарке. Вероятно, так могла чувствовать себя разумная отбивная. Я всё ещё пытаюсь собрать себя в кучку, а Нора с поводком в зубах уже нетерпеливо поскуливает у выхода.

Хм.

Солидная дверь с солидным засовом… Снять не проблема, но ведь есть ещё и замок?  Потом, не рискованно ли высовываться на улицу? А ну как нас там уже поджидают, а мы и сунемся на завтрак голодным ящерам…

- Погоди, Нора, дай сообразить…

Скорее всего, я зря нагнетаю страсти, но пуганая ворона и куста боится. Поэтому не спешу. Разыскиваю под диваном обувку, поправляю кое-что на себе – какое неудобство спать одетой! - пятернёй приглаживаю волосы. Каждый шаг отдаётся в бедре, аккурат в суставе, но кое-как я хромаю к раковине - умыться. Водичка, как ни странно, тёплая, что заставляет меня сильно задуматься о несоответствии внешнего облика здешних домов и их внутреннего содержания. Не знаю, может, в тех коттеджах, которые я с ходу назвала средневековыми, выдержан исторический антураж, и умываются там из медных тазиков, и держат горшки под кроватью - гадать не берусь. Но удобства, обнаруженные в небольшом чуланчике, вполне сносны и напоминают о цивилизации.

Забраковав устряпанное вчера о Норкину морду полотенце, утираюсь носовым платком. Натягиваю высохшую куртку. Выглядываю в окно.

Снаружи почти светло. Окна домов на другой стороне улицы прячутся за ставнями, на цветах в палисадниках играет роса. Тихо, спокойно. Да полно, может, мне приснились эти ночные ужасы, и не было  этого… как его… велоцераптора, и вонючей лужи крови? Вот только чем-то подозрительным запачканы кроссовки, да у Норы на ухе тёмное пятнышко, не оттёртое с вечера.

А Сонька с Машкой, наверное, всю ночь из-за меня не спали…

Эту мысль я пресекаю на полном ходу. Надо не растекаться в лужицу от жалости к себе, а искать путь домой, и если в одном месте не получилось – штурмовать другое. И уж, разумеется, нужна информация. Что это за город? Почему меня сюда занесло? Что за гладиаторские игрища проводятся прямо на улицах? Впрочем, о последнем можно поразмышлять и позже, а на сей момент дело первой необходимости в нетерпении поскуливает у порога и ещё немного – присядет прямо в углу. Пора бежать на розыски хозяйки, иначе как я открою? Повернувшись в сторону смотровой, я напарываюсь на пристальный взгляд и вздрагиваю от неожиданности.

Да, точно, ведунья... И не знала бы – так подумала. Есть в ней что-то не от мира сего, пугающее, с ходу и не определишь что. Да хотя бы контраст между тяжёлым, давящим к земле взором и радушной, вполне светской улыбкой. Хочется и бежать, и шагнуть навстречу, как обезьянке к питону. Стоит в дверном проёме смотровой и откровенно меня изучает, но я не могу понять, когда она здесь появилась: дверь не скрипнула, половица под ногой не заиграла, словно дух бестелесный явился, а не живой человек. Высока, сухощава, одета просто и с определённым этническим шармом: длинная тёмная юбка с орнаментом по подолу, бежевый свитер из грубой деревенской пряжи, на ногах что-то вроде тапочек-мокасин. Бусы из янтаря вперемежку с полированными кусочками дерева нанизаны на тонкий кожаный ремешок, такими же бусинами украшен пояс на тончайшей талии. Тёмные каштановые волосы собраны в высокий хвост.

- Ну, здравствуй, гостья.

Надо же, это она ко мне обратилась, не к Норе. На самом деле ирония моя вызвана очередным комплексом: при виде стройных и высоких я всегда чувствую собственное несовершенство.

- Доброе утро, - отвечаю как можно вежливее. – Спасибо, что приютили.

- Свой своему поневоле рад, - отзывается туманно. И добавляет без перехода: - Гала меня зови. Не Галина, не Галя, ни как-нибудь там ещё. Понятно? По-другому не люблю.

Что ж тут непонятного? Тоже, видать, какие-то заморочки с собственным именем. Ну, тогда и меня называйте, как скажу.

- Ванесса, - представляюсь. И мысленно добавляю: не Иоанна, не Ваня, не как-нибудь ещё. Хватит, намыкались.

- С прибытием, Ванесса.

Красавицей её назвать нельзя. Довольно часто такое встречается: отдельные черты лица вроде и неплохи, а всё вместе не гармонирует. Глаза орехового цвета, чуть раскосые, но слишком глубоко посажены; подбородок тяжеловат, нижняя губа слегка оттопырена. Чёлка до бровей совершенно закрывает высокий лоб, а нужно бы, наоборот, открыть. Да ещё этот взгляд, давящий, совсем не женский. В совокупности ничего особо привлекательного, но есть в ней какой-то шарм, харизма, не иначе. Потому что стоит ей заговорить – и о внешности забываешь, видишь её, настоящую. Умную, незаурядную.

- Молодцы, что сами проснулись. Сказала бы вам "добро пожаловать", да не могу, потому что попали вы, ребята-девчата, в полную задницу.

Она идёт к выходу. Словно сказанного вполне хватает, чтобы всё нам разъяснить.