Страница 3 из 26
Часть 2. Люция Гоздзиньская
В противоположность Рите, Люся считала, что парень, с которым всё «серьёзно» (понятие «серьёзно» в Люсиной трактовке сильно отличалось от Ритиного), у девушки должен быть один-единственный, который впоследствии станет для неё любящим мужем и отцом её детей.
- А как я угадаю, что он единственный? – смеялась Рита.
- Надо искать, - серьёзно отвечала ей Люся. – Бывает, люди ищут свою половинку всю жизнь.
- Вот и я – всю жизнь! У меня их знаешь сколько было? А единственного нет, ищу его, ищу… не найду никак! – хохотала Рита.
- Ну, ты-то найдёшь, с твоей внешностью! – убеждённо говорила Люся, и Рита с ней соглашалась, очень довольная собой: внешность у неё была на все сто! «Девочка-обайдеть». Особенно на Люсином фоне. Рита повсюду таскала за собой новую подругу, которая ни о чём не подозревала и услышав в телефонной трубке Ритин голос, вспыхивала от радости.
- Собирайся. Едем с тобой в одну компанию, - командовала Рита. И Люся, собравшись по-солдатски за несколько минут и как всегда не успевая наложить косметику (Рита успевала), мельком смотрела на себя в зеркало (Рита проводила у зеркала сорок приятных минут), морщилась, и махнув рукой, выскакивала из дома, как кукушка из часов.
Люся не любила смотреть на себя в зеркало – никто не любит смотреть правде в глаза, тем более, когда она так горька. А ведь могло быть иначе – если бы Люся была похожа на мать. Или – на отца. По-настоящему она была – Люция, а полностью – Люция Анджеевна Гоздзиньская. Отец Люси – Анджей Гоздзиньский, поляк из Кишинёва (отец говорил- пОляк, с ударением на «о», по-польски), обладал внешностью польского аристократа: «породистое» лицо, изящные манеры и неподражаемая барственная вальяжность в облике.
Люсе не досталось от отца ничего. Ни одной чёрточки красивого холёного лица «ясновельможного пана», как шутя называла его Люсина мама. Ну, разве только брови (густые и широкие, что Люсю вовсе не радовало) и нос, который упорно не желал быть в гармонии с остальными чертами лица и жил своей отдельной жизнью (совсем как у Гоголя в повести «Нос», невесело думала Люся). Брови и нос были папиными.
Мать Люции – абхазка по матери, гречанка по отцу, была красива той южной экзотической красотой, о которой говорят, что она быстро увядает. У мамы красота не увяла до сих пор (наверное, потому, – размышляла Люся, – что мамина бабушка была украинка). Маму звали Алей. А полностью – Хариклея Аристарховна Гоздзиньская.
Люсина мама искренне считала себя русской, поскольку родилась в России и всю жизнь, исключая детство, прожила в Москве. Анджей при этих словах улыбался в усы, но никогда не спорил с женой по этому поводу. Отец любил маму той неизбывной, неиссякающей любовью, которая, говорят, присуща женщинам, а у мужчин бывает редко и, говорят, исчезает без следа, словно её никогда и не было. У отца любовь не исчезала. Однолюб по природе, Анджей обожал свою Алечку и гордился дочерью, которую считал красавицей и умницей. Но вот беда – так считал только Люсин папа.
Люся родилась не похожей ни на мать, ни на отца. Приехавшая на крестины абхазская родня закатывала глаза, цокала языками и разводила руками: нет, ни на кого не похожа эта пухленькая светловолосая малышка, ни на кого! – «Ни нашим, ни вашим» - вынесла суровый вердикт мамина родня и укатила восвояси, взяв с Хариклеи обещание непременно приехать через год, непременно!
Вердикт оказался пророческим: Люция в свои двадцать пять была никому не нужна – ни нашим, ни вашим. С ней никто не спешил знакомиться, никто не добивался её расположения, не обрывал вечерами телефон… Люцию обходили стороной. Два коротких романа – если можно назвать романом робкие ухаживания, совместные походов в театр (в кино, на выставку, в парк) и беглые поцелуи в подъезде (в кино, на выставке, на лавочке в парке). И такие же беглые, не слишком уверенные заверения в любви, которой не было… Два коротких романа были не в счёт, они лишь подтвердили правило: Люся в очередной раз оказывалась на обочине, а жизнь проходила мимо. Все, словно сговорившись, аккуратно вычёркивали Люсю из своей жизни.
А Рита – наоборот, вписала!
Нельзя сказать, что у Люси не было подруг – они у неё были. Люся умела дружить: никому не навязывала своего мнения, обходила «острые углы», никого не осуждала и не обсуждала. Люсина покладистость и уступчивость всех вполне устраивала, Люсино мнение никого не интересовало, интереснее было высказать своё – и услышать одобрение и согласие. Ведь что такое подруга? – Единомышленница.
Появившись на Люсином небосклоне, Рита затмила всех, как яркая диковинная комета, проносясь по небу, затмевает чужеземным ослепительным светом самые яркие звёзды. Рита была иной, не похожей на других. Она вела с Люсей предельно откровенные разговоры, упрямо добиваясь Люсиного мнения по обсуждаемой теме и не высказывая своего. Темы были такие, что…
Убедившись, что Рита не шутит и вовсе не собирается её высмеивать, Люся с увлечением вступала в полемику (а точнее, в перепалку), находя неопровержимые, как ей казалось, доводы, которые Рита разбивала в мелкие осколки, улыбаясь и поглядывая на подругу с видом победителя. Люся не сдавалась, и обе входили, что называется, в раж, перебивая друг друга и горячо доказывая, что чёрное – это белое, и наоборот. Обе получали огромное удовольствие от общения, невзирая на расхождения во взглядах.
Со своей стороны, Рита не испытывала недостатка в подругах, но ей понравилась Люся, которая была идеальным слушателем, к тому же «нестандартно» мыслящим. Она не поддакивала Рите и не заглядывала в глаза, как сотрудницы папиного НИИ, а очень натурально ужасалась и с воодушевлением доказывала своё. С Ритой она становилась другой.