Страница 1 из 10
Жара пала на Даррею внезапно. Она вонзилась в столицу раскаленным копьем, и небо стало как выцветшая синяя тряпка, крыши словно горели и плавились в потоках дрожащего воздуха.
Город задыхался. Задыхался от густой красноватой пыли и зловония, что поднималось с реки, от мыловарен и дубилен в ремесленных кварталах, от свалок и пожарищ – в бедняцких.
Полуденная тень приклеилась к стенам домов, замерла в ожидании дождя.
Замер на отметке «Сушь» и столбик барометра перед залом собраний Градостроительного ведомства. Барометр висел в простенке между окнами, поблескивая стеклом высокой колбы. Чтобы унять беспокойство, Тильда прохаживалась мимо и старалась думать о новых опытах математика Роберта Талла, атмосферном давлении и том, как эти знания смогут пригодиться ей. На самом-то деле математик хотел, чтобы струя фонтана на площади Сената поднялась выше, чем поднималась обыкновенно. А изобрел способ предсказывать бури.
Она остановилась напротив кадастрового плана города во всю стену, высеченного из мрамора, рассеянно рассматривала знакомые очертания Колец и районов за ними, отмечая изгиб реки и каналы, густую сетку улиц.
— Расслабьтесь, — сказали насмешливо за спиной, — вы же не экзамен держите.
Тильда вздрогнула и обернулась. В глаза бросилось крупное прыщавое лицо с огромным носом, взмокшая челка и тугой накрахмаленный воротник, отсекающий подбородок от черного сюртука.
— Ник, разве так заводят знакомство с красавицами? Любая девица предпочтет сбежать, а не слушать твои подгнившие остроты! — к прыщавому подошел другой – статный мужчина в синем. Он широко улыбался, хотя в улыбке скользила снисходительность. Еще бы! Тильда знала его: мастер Дерек Шанно, возводил Западный мост, построил здание оперного театра. И как она, дочь купца, не закончившая еще ни одного собственного проекта — посмела прийти?..
— Я к вашим услугам, госпожа, — мужчина поклонился, снимая шляпу и помахивая ею так, что длинные пышные перья касались пола, — надеюсь, вы не забыли меня? Мы были представлены друг другу прошлой весной на ежегодном балу. А моего незадачливого товарища зовут Николас Гренви. Но можете не утруждать себя запоминанием этого имени – примечателен в Николасе только его нос.
— Вы всегда так любезны со своими друзьями? — Тильда строго посмотрела на Дерека.
— А вы всегда так удручающе серьезны? – Дерек, напротив, улыбался широко. — Вам это не идет, поверьте. И признаюсь, я не думал, что вы тоже будете участвовать, госпожа Элберт.
Несколько других мужчин прислушивались к разговору с явным любопытством.
— К сожалению, это беда многих людей в наше время – они не думают.
— Вы слишком категоричны! – Дерек снова улыбнулся. – От этого случаются всяческие неприятные вещи вроде желудочных болезней. А я себе не прощу, если вы погибнете во цвете лет, потому что Даррея лишится красивейшей женщины и талантливого мастера.
— Еще как простите.
Дерек прижал руку к сердцу, делая вид, будто в него выстрелили.
— Что же вы со мной делаете! Я был влюблен! Мое сердце разбито! На сонет вы вряд ли согласитесь, придется сочинить в вашу честь трагическую поэму, в конце которой несчастный герой покончит с жизнью от неразделённой любви! «О дева, что смотрит на сей смертный мир, чьи очи, как горный родник, холодны, чьих губ не касались чужие уста, дай знак, что надежда моя не пуста»…
— Не знала, что вы творили под именем Като и жили тысячу лет назад.
— Подумать только, вы разбираетесь в древнеадрийской поэзии!.. – неподдельно восхитился Дерек Шанно. – Хотите прогуляться в Водных садах? Там более подходящее место для чтения стихов.
— Если вы не против, чтобы нас сопровождал мой сын.
Тильда начала терять терпение. Светские беседы всегда давались ей с трудом, а кривляния раздражали. Так вел себя старший брат, и его несерьезность, обернувшуюся для семьи долгами, она простить не могла.
— Прошу меня извинить, господин Шанно, вряд ли я сейчас хороший собеседник для такого блистательного молодого человека и именитого мастера, — проговорила Тильда как можно учтивее, поклонилась, давая понять, что разговор закончился, и пока мужчина не опомнился, быстрым шагом пересекла приемную и подошла к окну. Оттуда обдавало жаром, зато другие бледные юнцы не рискнут подойти – побоятся за свой «благородный» цвет лица.
На мастера Шанно она не оглядывалась, но лопатками чувствовала, что он смотрит в спину. И ведь вряд ли он хотел оскорбить ее! Но привычка бежать от подобных бесед, от разговоров, взглядов, пылких обещаний, которые никто, разумеется, не выполнит, давно срослась, скипелась с ней.
Тильда облокотилась на подоконник, глядя на каштан, на то, как зыблются пятна света и тени. Солнце жгло щеки, горячей полосой лежало на смуглых руках, зажигало серебро браслетов. А внутри все сильнее натягивалось что-то, кажется, тронь – зазвенит, как медный гонг у храма Созидающего. Когда же закончится эта пытка? Она ненавидела ожидание, неизвестность, ненавидела до дрожи в пальцах.