Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 223 из 243

Снаряд падает медленно – его хорошо видно. Снаряд падает быстро, потому что неизбежно попадет в цель. Бетонное несокрушимое здание чихнуло, надувшись. Стены выгнулись, а крыша оползла вниз. Дом разорвало, вывернуло наизнанку, и он пошел ко дну. Аили оглушило. Сдуло в гостиную, осыпало пеплом и пылью. Земля дрожала.

Дрожал весь мир.

Она в ужасе захлопнула дверь. Бездумно опустилась на диван, сложила на коленях ладони и нервно ломала пальцы. Без мыслей. Переполненная страхом до самых краев. Дергалась и гулко всхлипывала с каждым разрывом, смотря в окно. Попало в соседний дом.

Взрыв.

Окна лопнули, стекла брызнули в лицо, готовые насмерть загрызть.

Она сорвалась с места, мыча от боли в ноге. Бежать. Прятаться туда, где нет окон, где стены не убьют ее, где потолок не раздавит, рухнув на голову. Бежать туда, где нет самолетов. Туда, где не может быть огня и взрывов. Туда, где нет неба. Она билась, как птица в клетке, металась по тесной темной гостиной, грудью налетая на неподатливые стены и двери.

А бежать некуда.

Следующим взрывом накроет дом Дани. Обязательно накроет. Столько снарядов – всем достанется по жертве. Они просто не могут промахнуться. Свистят и рвутся над ухом, за кирпичной кладкой. Аили вслух, сначала шепотом, потом срываясь на крик, считает. Один, два, три, четыре… Пыль застелет глаза. Пятнадцать, шестнадцать… Огонь съест волосы и кожу. Тридцать восемь, тридцать девять… Жар расплавит все существование и будет тьма. Сто десять. Погаснут прожекторы, и мир погрузится в ночь, слепой, уже навсегда больной и безумный. Двести семь. Тишина съест Арх-Даман.

Счет потерял значение. Она забыла цифры и бормотала, пока собственный лепет не оказался единственным звуком, который слышался в черном мраке. Вокруг ничего. Мертвое. Пустое. Конец ли? Может, если она откроет глаза, небо заметит ее – недобитую, – и прикончит. Плюнет последним снарядом и размажет по голой земле. Растопчет. Может, уже растоптало, и это мир разума? Совсем рядом даже звучит голос Эра.

Нет.

Голос Лоя Севера.

Он поднял ее с пола. За руки вытянул из кладовки в непроходимые завалы. Тяжелая потолочная балка обвалилась, уронив второй этаж на крышку рояля, который безобразным трупом распластался на паркете. Взрыв сплющил соседнее здание, и его обломками покалечило дом Дани. Аили колотила дрожь. В истеричном мычании она стучала зубами, не способная ни слышать, ни говорить. Тряслась, выпучив, как будто ослепшие глаза, и не могла стоять на ногах. Эр с силой прижимал ее к груди, гладил по волосам, и она чувствовала, как он говорит ей что-то. Чувствовала, как его большое горячее сердце бьется, бешеное, разрывается. Коснулся губами лба и заглянул в ее лицо, измазанное сажей и пылью.

– Все, слышишь? – выдыхает хрипло и яростно. – Кончилось. Все. Успокойся. Все.

Держа за плечи, провел ее по недобитому дому, засыпанному золой и снегом, к вырванной с корнем двери.

Спокойную еще пару часов назад улицу лизало пламя. Из туч летели на землю крупные хлопья пепла. И тишина стелилась по взрытой бомбами мостовой.





Они сели на горячее от жара крыльцо.

Тишина. Мертвая бездонная тишина. Хуже, чем тишина ее мира разума. Похоронная и опустошающая. Где-то люди, чудом уцелевшие, выбираются из обломков – те, кому повезло спуститься в погреба за вином. Те, кого спасла удача. И за ними поднимается протяжный далекий плач.

– Где ты был? – наконец выдавила Аили, заставив голос подчиниться.

Глаза Лоя слезились от дыма. Улица погружалась в истошные крики мужей, детей и матерей.

– Недалеко от «Жаровни». Прятался в подвале с остальными. – Он накинул ей на плечи свое пальто, прожженное и грязное. – Как все кончилось, сразу же прибежал.

Аили покачала головой. Она продолжала ломать пальцы – почти как Дани, – дрожа от гнева, от страха и холода.

– Я никогда так не боялась. Думала, что знаю, что такое война.

Эр приобнял ее:

– Я тоже думал, что знаю.

– Те войны, что я видела – это детские игры. А так, как сейчас – так не бывает. Так не должно быть.

– Истребление, – в пустоту произнес он.

Однако Аили его будто не слышала и продолжала:

– Ведь раньше можно было спрятаться – укрыться в доме, за деревом, в канаве. Мы видели врага и могли даже договориться с ним. А теперь остается лечь на землю и сдохнуть. Эти самолеты взрывают даже ее. Даже землю! – Она зло махнула рукой. – Смотри! Ты смотри, какие дыры остаются! Не убежишь – догонят. Они даже не видят, кого убивают. Просто ссыпают эти бомбы на город и летят дальше. Это не война. Это уничтожение.

К горящим обрушенным домам подъезжали пожарные расчеты, грузовики с солдатами. Воды не хватало, и против огня в ход шли одеяла, тряпки, одежда. Людей вытаскивали из-под камней – задохнувшихся, обгоревших, изломанных, окровавленных. Вытаскивали по частям и выкладывали рядами на дороге. И мертвые выстраивались вдоль тротуара – ногами к востоку, – босые и обутые, в одежде и голые, мужчины и женщины, старые и молодые. Дети.