Страница 220 из 243
Девушка отмахнулась, с ненавистью сверля ее одичалыми глазами:
– Бред.
– Верьте мне, – лукаво настаивала Аили и жестко добавила. – И считайте, что сошли с ума.
– Да наплевать мне, кто ты! – девчонка вскинула руки, отстранившись, оттолкнув ее. – Меня отец почти убил! Меня… – она осела, всхлипывая, схватившись за голову, и тяжело дышала. – Отец…
Тогда Аили увидела. На жесткой койке среди сбитых в ком простыней сидела она сама. Вся ее злоба, упрятанная в глубины сердца давным-давно, выплеснулась в этой девушке. Испепеляющая, слепая. В ней горела жажда справедливости, которая никак не восторжествует. Мрак, который с каждым днем сгущается вокруг, проникает в душу и поселяется там навсегда. И справедливость превращается в месть. А рядом нет никого, кто способен осветить тьму и вывести к солнцу.
Аили понимающе кивнула, улыбнулась и обвила ее руками, обняла – давно, века назад, когда, казалось, что все пропало, ей так хотелось, чтобы пришла Ирну. Чтобы мать обняла ее и сказала «все будет хорошо». Только Ирну не могла говорить и, конечно же, не пришла. Никто не подал руки, и Аили поддалась тьме, став Шелестом.
– Ты никогда не забудешь Варсулу того, что он сделал, – шептала она, прижимая к груди его дочь. – Но обязательно простишь. Я знаю.
Она качала ее, но укачивала себя прежнюю, укладывала в душе древнюю боль, заживляла шрамы предательства. Тихо пела на ухо старую песню, которой от людей отгоняли зло. В этой песне не много слов. Она нестройная и дикая, похожа на завывание метели за окном, но одной ее достаточно, чтобы усыпить в человеке зверя, подарить покой и надежду на то, что буря в сердце уляжется, разум станет чист и забудутся горести.
Когда девочка уснула, Аили поднялась, тяжело опираясь на трость, и оглядела палату. Люди больше не читали. Кто-то в страхе натягивал на лицо одеяло, другие с отвращением разглядывали ее. Они слышали все – каждое слово, не верили, но боялись ее. Разумеется.
Она – Шелест, загубивший десятки несчастных. Она – маковый делец, отравляющий город. Кочерга. Одна из причин начавшейся войны.
Сколькие еще погибнут по ее вине?
Она ошибалась всю жизнь и успокаивала себя тем, что Шелесты не ошибаются никогда. Ошибаются люди. Значит, она такая же, как все эти больные, изуродованные ее ошибками?
Аили до скрипа сжала зубы и, громко стуча тростью по кафельному полу, направилась прочь, а вслед ей летели упреки, оскорбления и проклятия.
За столько лет роль ее, кажется, так и не изменилась.
* * *
В газетах писали, что войска Семмира вот-вот высадятся на берегах Большой земли, а Свободная республика уже отправила Арх-Даману всю помощь, на которую была способна. И большие тяжелые самолеты летят навстречу друг другу, несут сотни бомб на головы людей. «Амапола» прислала еще больше наблюдателей на Аренор, будто чувствовала, как слабнет ее влияние там. Вечерами в сумеречном небе видны стаи самолетов, оглушительно гудящих, летящих на запад. Тяжелым черным брюхом они ложились на посадочные полосы в единственном аэродроме близ Кан, где заправлялись, а после с трудом поднимались ввысь и стремились дальше, несли смерть на Арх-Даман.
Варсул теперь совсем перестал получать письма от Дани, но мысли о дочери не покидали его. Он переживал. Каждый день писал ей, но не отправлял ничего, а связывал конверты и складывал в ящик стола. Поздно ночью к нему приходили доверенные обходчики полей, и каждому он выдавал по ящику винтовок, чтобы те раздали их людям. Неустанно и без перерывов Варсул готовил сборщиков опия к бунту.
Через пару недель после первых самолетов, пролетевших над Аренором, занялось пламя. Бесконтрольная волна восставших поднялась, чтобы обрушиться на голову «Амаполы». Жгли дома наблюдателей, выгоняли их в до сих пор не увядшие поля и расстреливали. А Варсул самым раним утром, еще до восхода солнца, брал пару помощников и отправлялся с ними на аэродром. Там они пробирались на склад и в металлические канистры сливали из огромных цистерн горючее. Краденое топливо складывали в подвале поместья и ждали часа, когда Горим даст команду поджигать маки.
Он почти не спал. Иногда, в часы, когда сон вовсе не шел, Варсул бродил по темным узким коридорам старого дома, озираясь по сторонам, будто слышал голоса прежних обитателей. Легко касался лиц на облупленных портретах кончиками огрубевших пальцев. В том было некое таинство – так, казалось ему, он общается с ними. С людьми, что жили в этом жутком мрачном доме прежде. Все чаще он заходил в господские покои и сидел, уставившись в черный провал древнего гобелена, разглядывал одно единственное имя – Аили.
Сперва мысли о связи Кочерги и поместья всего лишь забавляли его и отвлекали от беспокойных минут. Но он возвращался в воспоминания и отчетливо слышал ее слова «У меня есть только "Жаровня" и Эр», а потом вспоминал ядовитый оскал Лоя Севера и опускал взгляд к самому основанию дерева на гобелене, где пятно гнили почти съело имя Найэра Ферса. Совпадение, думалось ему. Одержимый, он облазил весь дом и на чердаке нашел сваленные в кованый сундук бумаги и дневники. Прежде до него доходили людские толки – давным-давно в поместье жили Шелесты. Варсул не слишком хорошо знал историю, а историю Дома шепота и вовсе никто не знал. Шелесты ушли, остались в прошлом и забрали любое напоминание о себе.