Страница 203 из 243
* * *
Кислый самокруточный дым летел в янтарный закат.
Варсул сидел на ступенях крыльца и с упоением вдыхал запах огромного ленивого солнца, залившего золотом кровавую хмарь маковых полей. Расплавленный горизонт манил. Был так далеко – там, куда не ходят поезда и не плывут корабли. Возможно, летают самолеты, но на билет ни за что не накопить. Вот его жизнь – ждать. Каждую зиму слушать, как спят под снегом семена мака, как всходят по весне и распускаются первые цветы. Смотреть, как мужчины и женщины самым ранним утром поднимаются и идут на поля, чтобы надрезать зеленые коробочки и выпустить на солнце белый сок. И вновь ждать. Ждать следующего дня. Тогда они вернутся к своему тяжелому труду, и будут аккуратно соскребать застывшие крупицы макового молочка с цветов. Соберут немного – к вечеру каждый принесет лишь полсотни граммов. Варсул устроится на кривом стульчике в господских покоях дряхлого дома, вдохнет запах древнего изгнившего гобелена и начнет вязать тугие пакеты опия. И так каждый день, пока поздняя осень не высушит последний цветок.
Ему повезло. С детства он рос в Дун и во всех мелочах изучил искусство выращивания мака. Потому-то Грю и нанял его, и Варсул не мог уже расстаться с этой жизнью. Судьба людей – сборщиков, – держала его у ног «Амаполы». Судьба и будущее дочери заставляли его кланяться Монну.
Но теперь, кажется, его мир остановился. Треснул и вот-вот расколется на части. Он оставил дочь в Арх-Дамане под ответственность Кочерги, но до сих пор не получал ни весточки. Хотя и сам не писал – боялся. Чувство вины породило в нем трусливый страх. Варсул ждал, будто верил – что-то произойдет, и жизнь сама толкнет его в нужную сторону. А до тех пор оставался пустым и тихим, как черная бездна, где все слова пропадали, едва произнесенные вслух.
Он задумчиво тянул дым и размышлял о том, чего столько времени не замечал, а сегодня, упаковывая опий, вдруг увидел. Вспомнил, почему в первую встречу имя Кочерги показалось ему знакомым – Варсул видел его на том плесневом гобелене. Вышитое золотой нитью, оно завершало ветвь фамильного дерева. Аили Найферс, которая давно умерла – от старости или от чужой руки, – не оставив после себя ни детей, ни памяти, будто стертая из истории. Аили Найферс, сотканная из другого времени, не имеющая прошлого, не правильная. Ему нравилось сопоставлять их и представлять, что это за люди и могли ли они быть похожи. В обеих ли было это преступное стремление спасти как можно больше людей, пусть даже многие погибнут?
Варсул решил. Он сделает так, как она велит: пришлет ей весь опий для уничтожения; в обход воли Грю. Будь, что будет. Людям на Ареноре не важно, от кого получать деньги – от «Амаполы» или от «Жаровни». Для них главное – выживание.
А он так хотел новой жизни…
Прикурил еще одну самокрутку и, глядя на мутную воду в вазе с цветами, вспомнил холодный взгляд Лоя и его слова, застывшие в дребезжащем стекле окна.
«Если б твоя жизнь была пустой и бессмысленной, ты бы пытался её изменить?»
Да.
Север говорил обо всех.
Люди помнили: когда-то очень давно к поместью вела большая дорога через бескрайние рисовые поля. Но вода высохла, рис погиб, а плодородная земля обратилась пыльной выжженной подошвой, только-то и пригодной, что для маков. Осталась только узкая темная тропка, бесконечной нитью вьющаяся за горизонт.
Варсул никогда не ходил по ней, но ему всегда было интересно, куда она ведет.
Что встретит его на той стороне горизонта, если он решится и до конца пройдет этот длинный путь через маки?
* * *
Выпивка была посредственная, но завсегдатаи никогда не жаловались и в последний рабочий день к закрытию опустошали бар. Размахивая полной кружкой пива, кто-то забрался на стол и отплясывал под веселую народную песню, которую горланил весь зал. Здесь громко разговаривали, упрямо кричали, доказывали что-то, делились слухами. Там – столкновение «Амаполы» и Семмирского торгового дома, здесь – драка между патрульными и солдатами-новобранцами. Горячо спорили о новостях, о политике, но никто не приходил по работе – только отдыхать. Сбросить с себя оковы. Напиться и танцевать, петь, пока не пропадет голос, ноги не завяжутся узлом, а сам не потеряешь сознание.
Выронив рюмку, Ян выругался, но его не упрекнули – протянули новую и наполнили водкой.
Он выпил.
Воротник рубашки пережал горло. Он ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу.
Красный узорчатый галстук из тряпки. Вэл подарила его – заказала портному сшить из лоскута, который остался от пояса Селедки. Носить его стало для Печатника, скорее, привычкой. Привычкой стало для него всё.
По привычке он продолжал искать Аили. По привычке до сих пор общался с Огоньком. Вся его жизнь была одной дурной привычкой, от которой трудно избавиться, ведь Ян прожил так много, что уже боялся умереть.
За десятки, сотни лет, был несколько раз женат, кого-то любил, но продолжал искать. Рыскал по миру, будто бешеный зверь, обезумел от идеи найти Её. Потому что каждый достоин особенной любви. Потому что всех любят по-разному.