Перепутья Александры

В палате Лиза, весело щебеча, помогла будущему мужу складывать вещи. Она, и впрямь, походила на птичку, готовую петь в желании поведать миру о счастье. Радовалась «возвращению» любимого и скорой свадьбе, не замечая того, что мне бросилось в глаза мгновенно. Максим слушал и покорно кивал. Но улыбался вымученно, неуверенно.

Почему я не подумала об этом раньше? Парень и части Перепутий не прошёл. Не разобрался в себе ни на грамм. Демоны остались внутри. Затаились и ждали своего часа, чтобы вновь наворотить дел.

- Думаете, они будут счастливы? – спросила Алевтина Ивановна.

- Всё зависит от них.

- Максим уверен, что родится мальчик. Готовится играть с малышом в футбол и выбирать в магазине машинки.

- Главное, чтобы ребенок был здоров, - пробормотала я, вспомнив поточного аиста и младенца в розовой пеленке. – Можно вопрос?

Собеседница подарила благосклонный взгляд, не подозревая, какой кошмар на нее обрушат. Но мне не впервой разговаривать на непростые темы в этой самой больнице. Шесть лет назад - с племянницей Варвары и сестрой Михаила – пришлось труднее. Перед ними сидел напуганный, не готовый к непростой правде ребенок. Теперь я осознанно желала получить ответы. Заслужила их. Макаров из меня едва все силы не высосал.

- Медсестры рассказывали, в одну из ночей Максим стонал во сне и звал кого-то по имени Рома. Повторял, что «не хотел»…

Я не закончила фразу, побоявшись спугнуть Алевтину Ивановну разговорами о признании в убийстве.

Её лицо потемнело. Превратилось в маску тоски и полузабытой боли.

- Это родственник? – спросила я небрежным тоном.

- Нет, - дрожащая рука взметнулась к губам. – Соседский мальчик. В нашем старом дворе. Святые угодники! - женщина прикрыла глаза, чтобы не видеть сына с невестой, не замечающих нас в коридоре. - Мы считали, Максим всё забыл. Он был малышом четырехлетним. Невинным и добрым.

- Что произошло?

Я не имела права спрашивать. Алевтина Ивановна могла не отвечать, прогнать меня прочь или напомнить, что я чужой человек. Но она впервые за много лет решилась произнести вслух то, что терзало душу.

- Дети в подъезде играли. Ромина мама зашла к нам - показать новое платье. Мы услышали громкие крики. Мальчики подрались из-за машинки. На ступеньках. Рома лежал внизу – на площадке – и не шевелился. Максим стоял выше. С проклятой игрушкой в руках.

- И вы переехали?

- Пришлось. Это был несчастный случай. Неудачное падение. Все дети дерутся и толкаются. Но соседи смотрели на сына, будто он чудовище, - Алевтина Ивановна всхлипнула, но не позволила себе расплакаться. - Максим никогда не говорил о Роме. Он и не понял ничего. А мы не напоминали об исчезнувшем маленьком друге.

- Вы баловали его, да?

- Больше, чем требовалось, - улыбка получилась несчастной. – Стоило вспомнить тот кошмар, хотелось сделать жизнь моего ангелочка слаще.

Мне не импонировала подобная методика воспитания. Мои капризы тоже долгое время выполнялись беспрекословно. Отцом, бабушкой, дедом. В качестве компенсации за раннюю смерть матери. И кем я стала к шестнадцати годам? Вздорной девчонкой, привыкшей получать всё на блюдечке. Не злой, но эгоистичной. Если б не закольцованный мир и талантливая, но бесконечно несчастная балерина с переломанной судьбой, не знаю, что бы из меня в итоге вышло.

- Вряд ли Максим помнит Рому. Сны – всего лишь сны. Тем более, после комы.

Я предпочла завуалированную правду. Ни к чему бить по больному. Мать Макса и сама всё прекрасно понимала.

…Они вышли из палаты под руку - будущие супруги и родители. Попрощались со мной и пошли прочь в сопровождении Алевтины Ивановны, поспешившей увести их подальше. Воспоминания обо мне будут вызывать горький привкус.

- Сколько дашь их браку?

Я подпрыгнула и второй раз подряд ударилась локтем.

- Блин, Люба!

И когда успела подойти и встать за спиной? Моя бывшая медсестра и нынешняя приятельница. Почти подруга.

- С каких пор ты стала пугливой, как заяц? – Любаша обняла меня сзади, глядя вслед семейству, бредущему к лифту. – Так сколько?

- Года четыре.

- Неее, три максимум, - отрезала медсестра. – И то, если родители станут на совесть парня давить. Иначе даст деру через месяц после рождения отпрыска. Что? Он же большой ребёнок. Ему надо не пеленки малышу менять, а смотреть, как вокруг него самого родственники скачут. Я знаю. Сама за такого по глупости замуж вышла. Кстати, Александра Викторовна! – Любаша ловко свернула тему о неудавшемся браке. – Меня за тобой прислали.

- Кто? – вопрос задался на автопилоте, взгляд приковался к обреченным на расставание Лизе с Максом.

- Как кто? Павел Семенович, конечно. Разведка донесла, что ты в больнице, и он меня делегировал, ибо любого другого ты лесом пошлешь. И болотом в придачу.

Я вытаращила глаза. Чем моя нескромная персона опять не угодила вредителю-заведующему? Не чай же распивать приглашает.

- Не пойду!

Медсестра улыбнулась хитро-хитро.

- Ещё как пойдешь.

- Иначе ты поднимешь на уши половину пациентов, и они транспортируют меня под светлые очи Кондратьева в смирительной рубашке и кляпом во рту?

- Не-а, крайние меры не потребуются. Ты же хороший человек. Не станешь подставлять невинную медсестру. Шеф с меня спросит, если не организую твоё присутствие.

Нахалка! Тянуло съязвить (по-доброму, разумеется) и уехать домой. Но в Любином ответе присутствовала лишь доля шутки. Обитатели больницы привыкли, что медсестра Трофимова способна выполнить любое, даже самое немыслимое, поручение. «Провал» всенепременно ударит по репутации «президента» в глазах начальника.

- Ладно, - проворчала я. – Но с тебя причитается.