Страница 46 из 100
Вторым помощником стала медсестра Люба Трофимова, некогда поившая меня чаем в этом самом отделении. К моему стыду, я потеряла связь с Любашей с того дня, как она сообщила о смерти Вари. С другой стороны, какие у нас тогда могли быть точки пересечения?
- Тсс! – приложила она палец к губам, когда мы столкнулись в коридоре, и проговорила шепотом. – Дежурю ночью. Приходи, обсудим план военных действий.
Любина помощь и психологическая поддержка оказались неоценимыми. Она возвращала на место документы, вылавливая их в самых неожиданных местах, скидывала смс-ки, сообщая, где прячутся «партизаны» - нужные мне доктора, а заодно места дислокации главного противника, дабы избегать открытого огня. В итоге работа продвигалась, пусть медленно и со срывами.
- Ненавижу! – ругалась я в одну из ночей, обнаружив, что пациенту, родных которого удалось уломать на экспериментальное лечение, не начали вводить препарат. – Мы же добиваемся одного и того же. Зачем ставить палки в колеса?
- Не сердись, Сань, - Люба подсунула чашку с какао. – Семеныч – нормальный мужик. Просто все пять лет, что тут работает, конфликтует с начальством, а ты под обстрел попала.
- Неудивительно, - проворчала я, вдыхая аромат любимого с детства напитка. – Он любого до ручки доведет.
- Не со зла, говорю ж тебе! – вспылила Люба. – У него тоже эксперименты на уме. Твердит, есть способы безнадежных больных из комы выводить, но руководство слушать не хочет. И вдруг ты со своими исследованиями. От горшка два вершка, уж извини за выражение, а перед тобой расшаркиваются. Ты бы тоже не обрадовалась.
- Какие эксперименты? – я навострила уши.
- Шут его знает. Не вникала. Но чует мое сердце, он их тайно проводит. К Макарову зачастил из 341-ой. Стоп! – Любаша звонко хлопнула себя по лбу. – Сань, я этого не говорила, поняла?
Я энергично закивала, мол, не подставлю ни в жизнь!
Однако на следующий день, раздобыв карту Макарова Максима Ивановича двадцати семи лет отроду, принялась изучать историю болезни. Банальную и глупую. Травму головы, приведшую к коме, пациент получил во время драки в баре. Странно, что Кондратьев выбрал именно его. В отделении лежали и более достойные коматозники.
Разведку на мягких лапах я провела поздним вечером, когда основной персонал покинул здание, а дежурные ушли пить чай. Проникла в 341-ю палату, дабы лично взглянуть на особенного пациента. Минут десять пялилась то на Макарова, то на приборы. Парень, как парень. Хорош собой, хотя и не в моем вкусе. Тонкие губы, безвольный подбородок. Лежит себе тихо, подключенный к машинам, не фиксирующим необычных показаний. Стандартные цифры, говорящие о том, что жить драчуну осталось недолго.
Не знаю, что меня дернуло занести ладонь над лбом парня. Ей-богу, как экстрасенс, нащупывающий энергию космоса. Я представила себя со стороны и расхохоталась, но внезапно замолкла, подавившись смехом. Тело натянулась струной. Ладонь, словно магнитом, притянуло ко лбу Макарова - всё ближе и ближе. Секунда, и перед глазами замелькали картинки - обрывки жизни, сменяющие друг друга с бешеной скоростью: люди, дома, пейзажи и снова люди, люди, люди.
К горлу подступила тошнота, сердце сошло с ума от безудержного стука. Я дернулась в попытке освободиться. Тщетно. Рука не желала подчиняться. Скорость картинок нарастала, напряжение в теле тоже: вот-вот позвоночник переломится. В ошалевшем мозгу мелькнула мысль, что я рухну замертво, не выдержав перегруза.
Спасением, как петушиный крик, прогоняющий поутру нечисть, стал звонок мобильного телефона в кармане. Звук разрушил чары, растворил притяжение, и я повалилась на пол, не чувствуя ног. Силы покинули меня, словно кто-то подчистую высосал энергию. Не хватало воздуха, перед глазами мельтешили темные пятна, в ушах звенело.
Понадобилось ещё минуты две-три, чтобы сообразить, что уши ни при чем. Кто-то очень настойчивый без перерыва набирал мой номер.
- Да? – пролепетала я.
- Саша, ты где?! Почему не отвечаешь?! – оглушил взволнованный папин голос, отозвавшись жутким эхом в голове. – Ты слышишь?!
- Да, - короткое слово далось с трудом.
- Срочно езжай в больницу! Мы с Аллой скоро там будем. Вова попал в аварию, - на том конце явственно послышался тяжелый вздох. – Дела очень плохи, Саша…
...Спустя четырнадцать часов я стояла в коридоре, навалившись на стену, и старалась не пропустить ни слова из перепалки отца с Кондратьевым. Задачу усложняли громкие рыдания Аллы на плече Вадима, чувствовавшего себя в роли няньки неловко. Не помогала и слоновья доза успокоительного, вколотого мачехе заботливой Любой.
Ночь показалась бесконечной каждому из нас. Пришедший ей на смену день не подарил надежды на благополучный исход. Вове закончили делать операцию на рассвете, нейрохирурги вынимали осколки кости из мозга. Такое случается при переломе черепа. Давать информированное согласие на хирургическое вмешательство пришлось отцу, Бастинда не проявляла способности принимать решения.
Папа не задавал лишних вопросов, понимая критичность ситуации, хотя обычно не соглашался на медицинские манипуляции, пока не выслушивал мнения хотя бы двух врачей, причем непременно светил отечественной медицины. Теперь же он требовал пригласить специалистов из других клиник для консультации, что крайне не понравилось Кондратьеву, в отделение которого Вову перевели после операции. Она прошла без осложнений, но сводный брат впал в кому.
За прошедшую неделю наше семейство во главе со мной, набило у доктора такую оскомину, что просьбу он воспринял, как личное оскорбление. Последнее слово осталось за главврачом, в планы которого не входило портить отношения с нашей компанией. Глава клиники заверил, что папино пожелание исполнят в ближайшее время. Кондратьев вынужденно стерпел обиду и удалился, но прежде скользнул хмурым взглядом по моему уставшему лицу. Если он искал злорадство, то не обнаружил и намека на него. Единственная мысль, теплившаяся в моем измученном мозгу, была о кровати, в которую я жаждала свалиться.