Надоевшая

Он рывком поднялся с ковра и порывисто обнял меня, не обращая внимания на вялую попытку вырваться. Слушая его полный неприязни голос, я странным образом понимала: если бы не моя попытка защиты, он бы действительно так и сделал. Не чувствуя благодарности, я все же произнесла:

— Спасибо. Отпусти меня.

— Не простила, да? — тихо прошипел он, до глубины души оскорбленный. От меня, впрочем, отошел и стало чуть легче.

— А должна была? — с вызовом поинтересовалась я.

— То есть, мудака, который хотел продать тебя обратно Дэнчику ты простила. А я, положивший на твою защиту кучу сил, не достоин, да?

— Предательство близких всегда больнее, Макс. К тому же, с такой защитой мне не нужно никаких врагов. Сам добьешь, так или иначе.

— Вот ведь… подарочек под Новый Год, — произнес он зло. — Ладно. Сначала нужно найти наконец этого уебка, а там… разберемся. Ты едешь в надежное место. На сей раз без Марины, со мной. Потерпи уж меня немного. Через эту стерву отец скоро на него выйдет и можешь катиться к своему дорогому Виталику. Но не раньше. Она, кстати, не знает что ты нашлась. Знаю только я и отец.

В его голосе сквозила обида и… ревность. Не знаю, что мною руководило, но я не стала объяснять, что не испытываю к Витале никаких чувств кроме жалости и сострадания, и «катиться» собираюсь в университет, а не к мужчине. Пусть подавится своей ревностью. Пусть. А я посмотрю, благо, похоже мы будем долгое время сидеть в одном помещении как две долбанные кобры. В конце концов, он ведь абсолютно уверен, что был прав тогда. И до тех пор, пока до него не дойдет, что это омерзительный поступок, а цель средства ничерта не оправдала, мне рядом с ним делать нечего.

В комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь отрывистыми командами Белоусова по телефону, мне, и себе под нос. В считанные минуты он собрался, одевшись по погоде, а затем позвонил куда-то. Результатом его звонка явилось появление в комнате Белоусова-старшего, спустившегося со второго этажа, седого короткостриженного мужчины с серьезным взглядом, которого я несколько побаивалась, и потому молчала, даже не поприветствовав его. Он не обратил внимания. Одет он был в деловой темно-синий костюм, и странную кожаную дубленку поверх. В уголках его глаз собрались морщины, а в остальном его можно было перепутать с более старшей версией Спайка. Только жестокости в глазах было больше, а властные нотки в голосе, должно быть, могли заткнуть кого угодно.

Они переговорили, и отец обещал сыну, что на месте мы найдем все необходимое чтобы провести с комфортом и в полной безопасности пару недель. Так же, он сказал что там будет надежная охрана. Затем протянул ему визитку, на которой, очевидно, был записан адрес, и снова вернулся наверх. Что за дела держали его там было решительно неясно, но спрашивать об этом у взбешенного нашим разговором Максима было бессмысленно. Да и незачем.

После этого парень бросил мне многострадальную куртку, которую я, естественно, не поймала, и как только мы оба были готовы к выходу, молча потащил за руку на выход. От него буквально исходила злость, обида, и ревность, а я чувствовала мерзкое удовлетворение. Что, разнообразия ради, плохо не мне, а этому самодовольному идиоту.

Так же молча на улице он пихнул меня на заднее сиденье одной из машин, захлопнул и заблокировал дверь. Я осознала, что мне еще не раз придется кататься неизвестно куда против своей воли, и устало закрыла глаза, бесцеремонно ложась с ногами на дорогущую обивку салона. Кажется, мне предстоит крайне «веселый» Новый Год в обществе дорогого друга, так хоть высплюсь. Надеюсь, там, куда мы едем я наконец смогу нормально поесть, переодеться и принять душ. Должно же в этой жизни случиться хоть что-то хорошее?..