Энтузиаст

Время тянулось ужасно. Собственно, благодаря этому я и начал делать первые записи, пробные предисловия, потихоньку складывать старые записи во что-то цельное. Идея написать об этой истории как следует, не только для себя появилась именно в те дни, но проблема была в том, что история ещё была не окончена, а самому придумывать какое-то фантастическое приключение с красивым и романтическим завершением желания не было.

Первой возникшей сложностью была сложность с языком. Наше время зачастую не ценит естественный язык – ему подавай или упрощённый до безумия язык пьяных кухонных и постельных разговоров, или же наоборот, извращённый и запутанный в тысячи смыслов ряд слов. Пишите про развратников и их «жертв», про преступность или про «андеграундное искусство» языком баров, снимаемых на ночь студий и прокуренных кухонь и про вас скажут, что вы поняли жизнь и преподали её без приукрас, честно и точно. Или же пишите «помогающую разобраться» во всём хреновину, насыщенную фаллической символикой в архитектуре и всякими странными штуками, наподобие какающей змеи или старика-оракула, смешивающего мухоморы с соком пейота и бросающегося в прохожих цитатами из Ницше, – тогда, возможно, вас прозовут гением. Или идиотом. Тут от погоды, знаете ли, многое зависит. 

Все эти выводы были набраны в голову в основном при посещении книжных магазинов, итогом же стало осознание, что я так не умею. Воспитанный в детстве на классике, я смог писать только языком «посередине», языком человека, у которого когда-то получалось всё на свете, и который всё на свете хотел, а теперь работает на складе бизнес-посылок.

Как бы там ни было, но записи шли, а мне не терпелось поскорее увидеться с Павлом и увидеть чем кончится описываемая мной история, пусть бы это и сулило опасности. Увидеть ещё раз Дидиан и узнать, что между этими двоими произошло.  

На третий день я включил телефон и увидел несколько пропущенных вызовов от начальника и два с незнакомых номеров. Потом набрал Павлу, но в трубке милый женский голос заявил, что абонент не абонент и звоните когда-нибудь потом. В этот же момент напала какая-то дикая сонливость. Вдруг вспомнилось, что за эти пару дней сна было от силы два часа, и заскучавший Морфей пришёл во всей силе и власти требовать своё.

Сон был странным. Словно бы вязкая белая масса, отдалённо напоминающая клубы дыма стала заполнять комнату. Когда эта белая вязкая масса залила мир и меня полностью, с ног до головы, словно погрузив в себя, она стала просачиваться сквозь поры, и я почувствовал одновременно тысячи уколов иглой во всех местах тела. Чувство сродное страху наполнило тело и несколько сопротивлялось проникновению, но недолго.

Иглы вонзались всё чаще, всё ближе друг к другу, опускаясь всё глубже, проходя в вены, артерии, пронзая сердце и печень, мозг. В какой-то момент они были везде и прошли всего меня, и тогда началось настоящее погружение. Чёрный туман затянул глаза, тело погрузилось в почти невесомость – медленное и ровное падение сквозь тьму во тьму. Мимо стали проплывать неясные картины будущего и прошлого, битвы, сцены любви и ненависти, смеющиеся дети и измученные предсмертной агонией старики. Вся жизнь, или даже все жизни всего проходили мимо одна за другой.

Жёлтое облако с неясными древними образами приближалось скорее других и странно манило. Не чувствуя ни капли сомнения, я устремился к нему и полностью погрузился в витающие в нём образы.

Я увидел высокие рыжие горы, находящие друг на друга слоями и выступами, один другого выше. Между выступами было много деревьев, кустов. Небо в полный контраст густым зелёным и ярким рыжим краскам высочайших гор и древнего леса было ярко голубым, светлым, с редкими маленькими облаками.

На самом верху рыжей горы была пещера с большим и ровным, как стол полукруглым выступом перед ней. Четверо воинов с копьями, татуажем на руках и лицах, с пернатыми головными уборами и копьями поднимались на эту площадку, озираясь испуганно и словно бы ожидая кого-то. Спустя мгновение, в небе над пещерой появился некто, чей образ определить моему сознанию было невыносимо сложно: он постоянно изменялся, переходя от одной формы к другой и обратно. Это был фиолетового цвета широкий и почти плоский змей с рядом белых перьев по краям, словно связанный из тысяч верёвок-жил и плывущий по облакам, как по воде. Когда змей приземлился перед воинами, оказалось, что он громадный, больше всех четверых сильных и статных воинов, и что он перестал походить на змея, а теперь уже скорее на высокого человека с фиолетовой кожей, красными татуировками по всему телу и лицу и головным убором из белых перьев. На поясе у змея была повязка, за которую заткнут ритуальный нож, а на шее то появлялись, то пропадали различные амулеты, разглядеть которые я не смог, но чувствовал за ними большую силу.

Воины боялись змея. Теперь, когда я всё это записываю, я знаю, что змея зовут Кецакоатль и что это самый настоящий бог теночков, которого и в самом деле людям следовало бы бояться.

У воинов, стоящих возле пещеры, был такой вид, словно бы они ищут нечто придающее могущество в этой пещере, но одновременно бояться, что хитроумный, сильный и гневливый бог откажет им в милости. По мере того, как воины и летающий змей приближались к пещере, я начинал чувствовать себя одним из них, или даже точнее, - пятым, которого изначально с ними и не было.

Мы зашли внутрь рыжей пещеры. Небольшое помещение впереди с двумя колоннами по краям и чем-то напоминающим стол, справа от входа, предстало перед нами. Последним вошёл змей, обращённый человеком, закрыв собой выход из пещеры. Впереди был спуск куда-то вглубь горы, но что там, мне узнать так и не довелось. Воины вдруг оцепенели в ужасе, словно поняв, что их ждёт. Кецакоатль указал на вход рукой. Двое воинов, безвольно повинуясь, пошли внутрь, к мучительнейшей смерти, третьего втолкнул внутрь сам змей, ударив его головой об выступ над низким входом. Я, понимая что происходит, резко спрятался за колонной, а другой оставшийся воин побежал к выходу, но Кецакоатль схватил его за руку и кинул на каменный стол.