Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 86



  - Потому что твоя любовь забирала всё и растворяла в себе. Я был немощен и робок. Стальные кандалы твоей детской любви опутывали меня, не давая ступить и шагу. Я был отравлен твоей любовью и почти умирал, пока не встретил её. И тогда я увидел другую сторону. Она боготворила меня, была покорной и нежной. Я воспарил к небесам, зная, что даже если однажды всё потеряю, превратившись в ничто, она всё равно будет держать меня за руку. И моя ценность в её глазах никак не уменьшится.

  - Я, правда, пыталась принять её, но как же велика моя ненависть! - тихий нежный голос сестры превратился в яростное рычание, а ноготки впились мне в руку: ещё немного и кожа прорвалась бы от натиска.

   Но в то мгновенье её леденящее душу признание и лёгкая боль не смогли разорвать связующую нас нить и прогнать слегка пьяную негу, обволакивающую моё тяжёлое тело. Сестра была искренна, пусть и в своей жестокости, и эту её черту всё же я любил беззаветно.

  - Даже исчезнув из нашей жизни, её тень продолжает стоять между нами и так будет до тех пор, пока сердце стучится в твоей горячей груди. Это причиняет мне невыносимую боль. Твоё холодное безразличие ко мне и пламенная страсть к ней. Я знаю, ты винишь меня в её смерти, впрочем, как и все остальные.

  - Всё совсем не безнадёжно и ты ещё сможешь изменить к себе отношение других. Ведь так уже случалось раньше.

  - Мне безразлично! Эту боль, одиночество и пустоту ничем не заполнить... - и она смиренно заплакала. Бессердечная, бесчувственная, эгоистичная кукла заплакала.

  Я почувствовал, как задрожали её узкие острые плечи, как горячие нечастые слёзы потекли по моей спине, как они оставили две мокрые полосы, холодевшие после и испаряющиеся. И тогда я осознал, как сильно она больна... Одиночеством... Впрочем, как и все мы.

  - Да, я виновата в её смерти, - повторила сестра, - и этот грех будет лежать камнем на душе до конца моих дней. Но я ни о чём не жалею! Она должна была умереть! Каждый, кто попытается отнять то, что принадлежит мне, должен умереть!

  Внезапно я встрепенулся, а она ещё сильней впилась в меня ногтями, так крепко, словно железный утончённый капкан, и кожа обагрилась капельками крови. Я почувствовала себя в западне. Она вновь хотела и делала мне больно, искупая моей мукой собственные грехи. До конца не понимая, что происходит, я резко вырвался из кольца цепких окоченевших рук. Она упала на смятые подушки, и белизна её ночной сорочки неестественно слилась с белизной постели. Сестра тяжело дышала, судорожно хватала воздух и комкала посиневшими пальцами простыни.

  "Я никогда не мог понять, что с тобой происходит, - подумалось мне. - Почему ты не можешь навсегда остаться такой трогательной, как в моменты откровения. Почему ты всегда заслоняешься от меня стеной колкости и прихотей, и потому мне приходится стрелять на поражение".

  Я думал об этом и разглядывал причудливые багровые пятна от расплескавшегося вина. Самое большое из них красовалось на её белоснежной сорочке и на минуту мне почудилось, что кто-то невидимый прокрался в комнату и пронзил кинжалом сестру - столь кроваво-алым выглядело вино. Ужасающая дрожь пробежала по телу и в то же время погасла. Я не хотел её терять и хотел, чтобы она исчезла.

  Сестра молча присела на краешек кровати, поправила подол и потянулась к початой бутылке вина.

  - А ведь я ещё не испила своего греха до дна, - она улыбнулась и протянула мне бокал. - Выпьем на брудершафт?



  Я согласился, наблюдая, как мирно плещется алая густая жидкость.

  - За верность!

  - За... - хотел было повторить я, но осёкся, увидев как из-под длинных шёлковых локонов сестры выглядывают массивные серьги, сплетённые из розового жемчуга. Около двух лет назад один весьма состоятельный араб вознаградил меня за отличную службу, и я привёз их в подарок жене.

  - Эти серьги, - в недоумении прошептал я.

  - Да. Тебе нравится? Правда, они мне подходят? Смотри, как розовый цвет оттеняет белизну моей кожи - в самый раз! Будто настоящая принцесса из книжных иллюстраций!

  - Сними их немедленно!

  - И не подумаю. Они всё равно никому не принадлежат.

  - Неправда, это был мой подарок жене! Как ты посмела трогать её вещи?!

  - Жене? Которая испустила дух уже как год назад? Это ведь нечестно, братик, чтоб столь драгоценные вещи пылились в небытии в знак принадлежности призраку. А если бы ты уж так желал, чтобы она до сих пор носила твой подарок, то следовало положить эти серьги ей в гроб!

  После этих слов ту едва уловимую мимолётную оттепель, что внезапно ворвалась в душу, сменил холод. Та крохотная пламенеющая искра любви, вновь рождённая в сердце, погасла, чтобы никогда уж более не возродиться.

  Накопленная бушующая во мне ярость заставляла кровь приливать к вискам, капельки пота выступали на лбу, то стекая по коже, то заканчивая свой путь в ранних морщинах. Я терял всё человеческое, освобождал животное и упивался этим чувством. Больше не осталось ничего, что могло бы сдержать меня и, упиваясь собственной неуязвимостью, я сорвал жемчужную серьгу с левого уха сестры. Она вскрикнула, то ли от неожиданности, то ли от внезапной боли, а розовые округлые бусины, не выдержав грубой руки, разлетелись фонтаном по комнате.