Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 59 из 86

Со временем отцовские рассказы становились всё длиннее, а удары больнее, хотя, может, мне так казалось, так как раны не успевали затягиваться. Потому, как только наступал вечер перед выходным днём, я, затаив дыхание, прятался на чердаке. Поначалу пришлось изрядно повозиться, прежде чем удалось сломать чердачный замок, но, в конце концов, в кромешной тьме среди полчищ пауков с короткими мохнатыми лапками, вдыхая пыль и паутину, мне было гораздо спокойнее, чем там, в месте, которое меня заставляли называть домом.

Так одна безымянная безликая неделя сменяла другую и ничего не менялось.

Однако в тот год казалось, что солнце проснулось раньше обычного и светит особенно ярко. И вот я выглянул в маленькое чердачное окошко и увидел в таком же маленьком чердачном окошке напротив кругленькое белокожее личико. Оно, без тени смущения, устремило прямой голубоглазый взгляд средь россыпи медных росинок в моё окно.

 Девчушка помахала мне рукой и улыбнулась. Её улыбчивые щёки с ямочками обрамлял водопад непослушной кудрявой копны ярко–медного цвета, и потому её кожа казалось ещё белее, чем была на самом деле. Я утёр сопливый нос, нарочито скривил недовольную мину и захлопнул ставни. Затем я опять спрятался в своей уютной угловой темноте, но эта девочка почему–то не выходила у меня из головы. Она стояла перед глазами и махала мне рукой так навязчиво, что я не мог её прогнать.

К тому времени по пьяным россказням отца я уже знал, кто поселился в  доме напротив, на самом последнем этаже. Но эта девочка была хорошенькой и совсем не походила на воображаемую, одиозную, неуклюжую хрюшку в модных туфлях на каблучках. Да, она была слегка полноватой, но казалась уютной и мягкой, как плюшевый медвежонок.

После того мимолётного знакомства меня терзало неутолимое детское любопытство и на следующий день я вновь распахнул ставни чердачного окошка. И я опять увидел её напротив, и она улыбнулась и помахала рукой в знак приветствия, будто и не обиделась вовсе из–за моей вчерашней грубости. По привычке я помахал ей в ответ. Тогда она знаком попросила меня подождать и через минуту послала по воздуху бумажный самолётик. Он чуть–чуть не долетел до моего окна, и мне пришлось вылезти на крышу, чтобы добраться до послания. Я прочитал его, улыбнулся, пошарил по карманам в поисках карандашного огрызка и, написав ответ, отправил бумажного посланника обратно. Так началась наша дружба. Хотелось рассказать о многом. Нет, не то чтобы, я никогда ничего никому не говорил: у меня были соседские мальчишки в друзьях, но первый раз в жизни меня посетило чувство, что кто–то хочет меня слушать.





К сожалению, крыша не располагала условиями к долгим разговорам, и иногда бумажные самолётики не долетали. Послания падали вниз, безмолвно растворяясь под ногами прохожих и забрызганных слякотью автомобильных колёс. Так что я украл у матери немного денег и купил первую пару почтовых голубей. С тех пор я погрузился в абсолютно новый незнакомый мир, полный открытых прописных диалогов, понимания и поддержки. У меня появился мой первый настоящий друг, и я больше не был одинок. Я стал кому–то нужен.

С того самого дня мы каждый день посылали друг другу послания, рисунки, ребусы и выдумывали свой собственный язык. Часы после школы стали для меня самыми счастливыми. Но мне хотелось большего: мне хотелось гулять по улице и есть мороженое в компании моего нового друга. Мне хотелось в цирк, в парк или на рынок, чтоб купить сахарные леденцы и поделиться. Однако на все предложения расширить спектр наших развлечений, моя подруга грустно улыбалась и шутливо отмахивалась.  И я злился, почему–то считая, что она просто стыдится появляться со мной на людях.

Как–то мой непутёвый отец снова напился. К тому времени обнаружилась кража денег, что стало отличным поводом меня наказать. Моя мать, конечно же, не хотела меня выдавать, но случайно проболталась. Досталось мне в тот вечер с тройной силой: отец не жалел кожаного ремня и алюминиевой сковородки. Мои спина и рёбра онемели от боли, а перед глазами всё плыло. Когда правая отцовская рука подустала, он пустил в расход левую, когда утомилась левая, он успокоился, а я в беспамятстве пополз на чердак. Я не знаю, что ощущал сильнее: ноющую боль во всём теле или желание повидаться со своим рыжеволосым другом, но я, по–видимому, потерял сознание и до окошка так и не добрался. Так я провалялся несколько часов. В небе появился мутный гладкий осколок луны, я проснулся и невыносимо хотел пить. Я поспешил к окну и увидел мою подругу. Она ждала меня, тревожно вглядываясь в чердачную мглу, и, наконец–то, разглядев мой силуэт, облегчённо выдохнула. Она жестом попросила прислать ей почтового голубя, что я незамедлительно поспешил выполнить. Моя подруга засуетилась там, на другом конце, и вскоре я получил ответную записку:

– Приходи ко мне в гости! Все давно спят. Я открою для тебя чёрный ход.

Честно говоря, после сегодняшних побоев мне было так тоскливо, что хотелось выть на ту самую луну. И я не мог выйти через дверь, иначе отец снова поймал бы меня и отыгрался бы на моей потёртой шкуре с удвоенным удовольствием. Потому я задумал осуществить то, что обычно и делают мальчишки в подобном возрасте – пройтись по крыше. Я вылез в окно, забрался по водосточной трубе на самый верх и начал медленно пробираться по ветхой красно–коричневой черепице. Мне повезло, что крыши домов почти соприкасались друг с другом, и, прогулявшись по шаткой черепичной дороге, соединяющей мой дом со вторым промежуточным и домом моего друга, я влез в окно, куда меня пригласили.