Страница 47 из 86
Часть десятая.
О воскрешении потерянных чувств и о горьком разочаровании
С тех пор, как моя владелица впервые увидала это злосчастное кольцо, она потеряла покой и погрузилась в сомнения, смешанные с чувством неловкости и соблазна. С одной стороны ей было крайне лестно получить неожиданное предложение руки и сердца, потешить женское самолюбие и ощутить себя желанной, с другой же – она боялась менять свою жизнь и подстраивать её под безусловно приятного ей человека, но всё же нелюбимого. К тому же она корила себя день и ночь за корыстные мотивы и притягательную возможность заново поднять дело за счёт благовидного брака. Упоительная, манящая и услаждающая мысль о том, что придётся пойти на сделку с собственной душой, пожертвовав совестью, не покидала и тяготила её в одночасье. Тем более, то глубокое чувство, однажды пронзившее девичье сердце – любовь, смешанная с щепоткой непонимания, досадой и горьким разочарованием – угасло не совсем и безжалостно рыло тоннели в эфемерных воспоминаниях, подобно слепым кротам, копошащимися без устали под землёй. Лишь изредка ей удавалась спокойно вздохнуть, вне собственного тела безучастно наблюдая за душевными метаниями. Девушку разрывал мир рациональных практических решений и мир иррациональных подавленных эмоций.
Я же думала о том, что даже сильнейшие, благороднейшие и правильнейшие из людей неумолимо подвластны жестокому испытанию под названием "соблазн" или "выбор", и следующему за ними страху "допустить ошибку" или "принять неверное решение". Девушка часто бросала на меня вопросительные взгляды, неуверенные и измотанные от долгих раздумий, в надежде получить хоть какой–нибудь знак. Но я продолжала неподвижно сидеть, разрушаемая временем и погодной сыростью; паутина трещинок всё разрасталась, а солнце не желало выглядывать из–за дождевых туч. К чему бессмысленные сетования и вопрошания: каждый сам должен сделать свой выбор и осознать, что выбор этот вполне мог быть не единственным, а всего лишь маленькой ступенькой к следующему.
Дела в лавочке сдобных радостей по–прежнему шли из рук вон плохо, и даже почтенный офицер – последний оставшийся клиент – больше не захаживал, сдерживая данное обещание.
Промозглые вечера поглотила привычная для городка мгла и тишина, и, казалось бы, всё идёт своим чередом, однако сегодня что–то почти неуловимое в воздухе стало чуть темнее и чуть тревожней обычного. Моя хозяйка машинально скрупулёзно подбивала ежемесячные счета, печалясь о том, что расходы превысили доходы настолько, что торговля переросла из финансового мероприятия в благотворительность, а заначка почти растаяла под напором элементарных трат. Это значило только одно: скоро всё придётся начинать заново, уже в который раз, что становилось до безобразия смешно. Вдруг дверной колокольчик брякнул, стряхнув дневную сонную пыль, и запел дрожащим волнительным звоном.
– Добро пожал... – не глядя, по привычке, начала девушка, но внезапно побледнела и запрятала в карманы платья дрожащие руки.
Сквозь дверной проём неловко и несмело проскользнула дама. Да, именно дама – статная, одетая с тончайшим вкусом, но с чересчур ярко накрашенным лицом. Гостья, несомненно, хотела казаться важной и достопочтимой, но выглядело это неумело и даже забавно, словно она примерила на себя чужую кожу не по размеру и не по духу, но в которую так сильно хотелось бы влезть.
Моя госпожа отчаянно пыталась справиться с внезапно нахлынувшим волнением и подавляла иллюзорные мысли о том, что стены магазинчика слегка покачиваются, а потолок предательски выгибается и тянется к её голове. Как ни пыталась, она не могла выдавить из себя ни слова. Невольно взгляд девушки сконцентрировался на броши, небрежно приколотой к жакету гостьи, где алым пламенем переливались камни, искрясь и рассыпая блики на груди, будто озорные бенгальские огни. Она упорно думала о том, что самоцветы определённо происходят из той далёкой страны, пейзажи которой они со своим первым другом рассматривали в книге много лет тому назад. Другом, к которому она до сих пор испытывала самые нежные, трепетные и долгие чувства, чем когда–либо к кому–либо за всю жизнь.
И этот друг стоял сейчас перед ней и смотрел в глаза, а она всё пыталась понять, тот ли это человек, что однажды полюбился ей так сильно…
– Так и будем молча друг друга разглядывать? – поинтересовалась гостья – да, та самая, от печального образа синего чулка которой ни осталась и следа. Не осталось следа, к слову, также от её целомудрия на грани с безумием и пламенного стремления к осуществлению желаний. Сейчас она была скорее излишне раскрепощённой, через силу, даже до смехотворности. – Думаю, ты не ожидала, что мы опять встретимся?
– Не то чтобы. Сегодняшняя встреча стала безусловно неожиданной, но была вполне ожидаемой. Я всегда знала, уж не знаю почему, что ты однажды захочешь вернуться, хоть и гнала эту мысль прочь.
– Так ты меня не забыла? Это радует и печалит одновременно. Потому что твой образ всегда со мной: иногда он становится ярче, иногда тускнеет и почти забывается, но никуда не уходит, даже если я сама этого хочу. И я решила, что нам, возможно, стоило бы увидеться вновь, столкнуть лбами наши устаревшие наивные представления друг о друге и посмотреть, что получится.
– Ну и что же ты увидела, друг мой? Или, может, лучше спросить, что ты хочешь увидеть?