Страница 45 из 86
По вечерам моя владелица собирала нераспроданный товар, аккуратно складывала его в большие плетёные корзины, накрывала их вышитыми салфетками и относила бродягам, рыскающим в ночи, словно лесные изголодавшие совы, на городскую площадь. Кроме бездомных больше никто не хотел принимать её даров, да и они поначалу смотрели на неё косо, исподтишка, прячась в переулках – заплутавшие и одичавшие в своей почти звериной, обездоленной жизни. Она осторожно ставила корзины на самое видное место и спешила уйти, оглядываясь и подавляя учащённое дыхание. Девушка и сама не могла объяснить, почему приносила бродягам испечённые сладости, ведь это было опасной затеей и её, такую тонкую и чистенькую, могли бы разорвать на сувениры. Но она продолжала так делать, так как мысль о том, что её труд, пускай даже и незатейливый, останется неоценённым и зачерствеет, страшила её больше, чем горстка неблагонадёжных обитателей улиц. Так продолжалось весьма длительное время, и бездомные уже сами ожидали мою хозяйку каждый вечер к назначенному часу и даже начали возвращать корзины. Бродяги утоляли голод невиданной щедростью, которой они, к слову, не были особо благодарны, считая данностью, а не подарком, даже этакой неслыханной глупостью, упавшей из ниоткуда, словно манна небесная.
К моей госпоже продолжал захаживать всего один посетитель – мужчина средних лет, по–видимому, бывший офицер – и покупать сладости на все деньги, что отыскивались в карманах. Его военное прошлое выдавала ровная осанка, торс, натянутый словно струна, и манера приветствовать, залихватски поправляя слегка посеребрённые годами усы. У мужчины была смуглая кожа, чёрные волосы с лёгкой проседью у висков, прозванные в народе "солью с перцем" и густые, резко очерченные брови. Его костюм был педантично наглажен, а ботинки начищены до блеска. Он был приветлив, чопорно вежлив, всегда улыбался и обладал тонким чувством юмора. Казалось, офицер в отставке заходил всего на минуту, но оставался на целый час и охотно развлекал девушку уморительными рассказами. Он единственный подолгу болтал с ней почти ни о чём, искренне сочувствуя внезапному упадку торгового предприятия.
Родители отставного военного родились на этом континенте, но в другой стране, там, где было теплее и солнечнее, где деревья, зеленея и колыхаясь, стремительно тянулись к бирюзовому небу, где берега омывались глубоким притягательным морем. Там, как считалось, народ был гораздо более эмоциональным, открытым, шумным и обживался большими семьями из нескольких поколений. Затем достопочтимое семейство нашего героя эмигрировало в более перспективную, но холодную страну в поисках лучшей жизни. И он родился на нашей земле, но не утратил связь со своим многовековым родом, который ещё в древние времена обучился строить парильни, молился бесчисленным богам и устраивал жестокие, кровавые и смертельные игрища. Мужчина перенял дух воина от своих предков по наследию и праву и был этим немыслимо горд, но прожитые годы оставили глубокий след на его лице. И однажды, расчувствовавшись и разоткровенничавшись, он рассказал моей владелице историю о тревожном смутном времени, которую бесчисленные годы прокручивал в своей голове, сломленный и покалеченный прошедшими событиями.
Не столь давно, всего несколько поколений назад, по континенту пролетало огнедышащее чудовище: алчное, завистливое и переполненное гордыней. Его мутная чешуя была потрёпана, измазана комьями глины и изъедена паразитами, а его вечный голод не знал утоления. Тогда чудовище решило остаться на этой земле и поглотить весьма сочный многообразный Старый Свет, да и полмира в придачу. И оно пожрало всё, что попалось ему на пути: офицерских отцов, братьев и сыновей, их взлелеянные идеалы и родные города.
Нашему посетителю скорее посчастливилось: чудовище прожевало его насквозь и выплюнуло, оставив рассечённую, грубо залатанную бровь и лёгкую хромоту на левую ногу. Но все эти увечья не казались столь ужасными в сравнении с кривой глубокой меткой – прикосновением огненного дыхания – красным волнистым узором, бегущим от шеи, растекающимся по плечам и доходящем до копчика. Этот дьявольский орнамент в корне изменил всю дальнейшую судьбу офицера, превратив его полностью в человека военного, а соответственно подневольного. Раны давно затянулись, но безжалостно мучали фантомными болями своего хозяина в плохую погоду. И хотя чудовище отобрало у него возможную счастливую жизнь, полную обычных, каждодневных радостей и детских воспоминаний об удивительных оливковых великанах из родного края, где–то в глубине души он почти уверовал в спасительную силу разрушения и полезность одиночества.
День за днём ничего не менялось, накопленный и припрятанный капитал таял, младенец в жилых комнатах познавал мир, офицер продолжал захаживать к моей хозяйке по своему обыкновению и задиристо что–то рассказывать. Она сдержанно улыбалась в ответ, временами оглядывая улицу через витрину и комментируя увиденное. Но сегодня он был непривычно серьёзен, то и дело замолкал на пару секунд, будто обдумываю следующие слова. Это молчание резало слух и колебало непринуждённую атмосферу. Он стукнул каблуками ботинок, деловито откашлялся и, выдохнув, достал из нагрудного кармана маленький холщовый свёрток. Бережно развернув ткань, мужчина вынул миниатюрное колечко из белого металла, обрамляющего медовый янтарь. Камень переливался ярким огоньком и, казалось, обжигал пальцы. В глазах защипало от неожиданно нахлынувших эмоций: страх, удивление, неловкость – вот что чувствовала моя госпожа.
Офицер же понимал её ошарашенность и неготовность принять столь важное решение так внезапно. Он знал, что девушка не из тех поверхностных мечтательниц, которые всегда говорят "да" только из–за самого предложения руки и сердца. Ей нужно было нечто большее, и потому он попытался объяснить свои намерения.