Страница 10 из 20
Когда Элмер хочет крикнуть, напрячь свои голосовые веревки, происходит последний мягкий рывок, связки распускаются и мягко ложатся на верхушку холмика.
Даже сейчас ему слышен голос. Голос доносится из теней, где исчезла девушка.
Насмешливое эхо звучит все громче:
Труп
1
Новость я узнала на следующий день от Сьюзи Тренч. Сьюзан вместе с одной из служанок высунулась в окно на лестничной площадке и, услышав, что я поднимаюсь, обратила ко мне милые голубые глазки:
– Здравствуй, Энни. Там… Вот… На пляже.
– Ой.
Я заняла место рядом с девушками. Не помню, приводила ли я точное расположение Кларендон-Хауса. Если высунуться из окна, то увидишь на востоке (солнце било прямо в глаза) новые постройки порта Саут-Парейд с его флажками, тавернами и увеселительными палатками (в одной из которых, по словам Сьюзи, по ночам иногда устраивают арену). На другом краю пляжа, на западе, различались очертания старинного замка Саутси – до недавнего времени оборонительного бастиона нашего острова, а ныне (не каждую ночь) – площадки для представлений на открытом воздухе. Но гораздо ближе – если пониже наклониться и проследить за изгибом береговой линии – можно увидеть часть проспекта Кларенс и ряд сосен, таких же, что украшали и наш сад. Под соснами на песке собралась целая толпа. Я разглядела соломенные шляпы, полицейские шлемы, солнечные зонтики и несколько купальных костюмов. Гетти Уолтерс оттеснила меня своим роскошным бюстом:
– Вот же как… Труп!
Я ни капельки не изумилась. Шел мой второй день работы в Кларендоне, и что же появляется в двух сотнях ярдов от места моего пребывания? Мертвое тело.
Я посчитала это делом почти нормальным. Преимущество вечно невезучих людей – это отсутствие у нас предрассудков.
2
В то утро окно на лестничной площадке превратилось у персонала Кларендон-Хауса в самое посещаемое место. Ничего странного, если учесть, что это окно обладало наилучшим обзором, за исключением комнат пансионеров со второго этажа восточного крыла. Верхняя лестничная площадка находилась слишком высоко, а кабинеты Уидона и Понсонби выходили окнами на стену. Вот почему мы все столпились у одного проема, словно зрители бесконечного представления. К нам присоединились и мистер Уидон с Джимми Пигготом. Потом приковыляла и миссис Мюррей – ей помогала идти старшая медсестра. Мы расступились, предоставляя старушке получить свою порцию зрелища.
– Кто это? – хрипло спросила она.
Ответа у нас не нашлось. Мы выработали определенный порядок: у кого меньше дел, тот проводит больше времени у окна и информирует других об изменении обстановки. Так я убедилась, что мистеру Уидону делать почти совсем нечего: он неотлучно находился на официальной смотровой площадке, а когда к нему кто-нибудь подходил, он принимался с рассеянным видом сообщать новости:
– Приехал судья, приехал врач… Репортеры тоже здесь. Полицейские оцепили местность. Кажется, что-то серьезное…
Серьезным могло бы показаться то, что мы отрываемся от работы, чтобы следить за развитием пляжной истории, однако, должна признать, такое случалось со мною и в Лондоне, с Робертом или без него. Роберт просто обожал разглядывать жертв преступления (арены ему тоже нравились); меня это прельщало в куда меньшей степени, но врать вам не буду: когда подобное приключалось, я вставала на цыпочки и заглядывала поверх чужих спин, как поступил бы любой на моем месте. Я также посещала вместе с Робертом подпольные представления. Смотреть – смотрю. А что другое остается нам, почтенным людям!
Ближе к полудню Гетти Уолтерс доставила нам очередную важную новость. Гетти часто выходила за пределы Кларендона (вспомните, именно она открыла мне калитку в первый день), болтала с садовниками, с прохожими на улице. Знать, что происходит снаружи, – в этом была ее жизнь. Гетти прибежала к нам, переполненная слезами и переживаниями, нагрудник ее колыхался, между громкими всхлипами служанка жадно глотала воздух.
– Ой-ой!.. Там… там… Уууууй!..
Мы все обернулись к ней.
– Это был бедняжка Элмер! Вот же как! Бедный… Элмер!
Я далеко не сразу поняла, по кому так убивается Гетти. Оказалось, речь идет о том попрошайке, который якобы покончил с выпивкой и работал в театре «Милосердие» при Святой Марии. Нелли Уоррингтон говорила, что собиралась сходить на их представление. Разумеется, спектакль отменили. Печально, конечно, но я разглядела на лицах моих товарок легкое разочарование, потому что смерть нищего не является событием скандальным. Можно даже сказать, что речь идет о событии обыденном. В Лондоне нищие умирают насильственной смертью каждый день. Старшая сестра Брэддок даже презрительно нахмурила брови:
– Еще один убитый пьянчуга. С этими животными нужно что-то делать.
– Что, например, мисс Брэддок? – спросил Уидон, как будто чувствуя себя задетым.
– Даже не знаю… запереть их всех где-нибудь…
– Всех пьяниц Портсмута? Проще обнести город решеткой.
Сьюзи Тренч, тоже в этот момент глядевшая в окно, ткнула пальцем:
– Кто-то!.. Там!..
Мы стеснились в кучу, всем хотелось высунуться подальше. Полицейские на проспекте Кларенс окружили только что подъехавший экипаж. Приоткрылось окошко, нам были видны поклоны и приветствия.
– Это люди из Скотленд-Ярда, ясное дело, – определил премудрый Уидон.
– Скотленд-Ярд… ради Элмера? – недоверчиво произнесла сестра Брэддок.
– Если бы что-то случилось с нами, разве приехали бы из Скотленд-Ярда? – с упреком в голосе воскликнула Сьюзи, и никто ей не ответил.
3
Важнейшим следствием прибытия доктора Понсонби явился временный самороспуск Группы-у-Окна. Мы выстроились перед ним рядком, и доктор произнес такую речь:
– Поблизости от этого места случилась трагедия… Ой… я не имею в виду совсем близко и сообщаю вам не о великой трагедии… Кажется, все вы уже располагаете определенной информацией, кхм… Все очень просто: на пляже было совершено нападение еще на одного пьяницу. Это печально, не будем спорить, не самая печальная вещь на свете, однако… Наш долг, позвольте вам сообщить… Наш долг в качестве людей, отвечающих за Кларендон-Хаус… Полагаю, вам это известно… наш высший долг – успокоить пансионеров и удовлетворять их новые потребности, которые будут возникать… в сложившихся обстоятельствах.
Какие еще новые потребности? Я вскоре поняла, что в подавляющем большинстве случаев речь идет о театральных биноклях. У некоторых они уже имелись: скажем, у лорда Альфреда С. (по очевидным причинам фамилий я не привожу) нашелся изящный бинокль. Другие, например сэр Лесли А., сразу же затребовали себе такие же. Никто из пансионеров не полагался исключительно на свое зрение, а невезучие постояльцы восточного крыла просили, чтобы им дали высунуться из окон на противоположном конце здания, чтобы лучше все разглядеть (за вносимые деньги они почитали себя в полном праве иметь собственные ложи). Разумеется, доктор Понсонби отверг всякую возможность проникновения в комнаты других пансионеров.
Как бы то ни было, благодаря этим хлопотам утро прошло оживленно и весело. И даже с пользой для здоровья: многие жильцы, давно отказавшиеся от прогулок, высказались в пользу свежего воздуха именно в этот день и час; им потребовался именно пляж, еще конкретнее – то место, где собралась толпа. Другие наблюдали за происходящим с некоторого удаления. Удовольствие получали все.
За одним-единственным исключением.
Когда я вошла в комнату к мистеру Икс, тот, только что позавтракав, сидел в кресле, но шторы оставались задернутыми. Я чуть было не споткнулась о таз, приспособленный для утреннего умывания, которое мой пансионер совершал в одиночестве. Мне показалось невероятным, чтобы такой любопытный, такой назойливый субъект не поинтересовался происходящим снаружи.