Без души

 Ещё одна правда из сказок тихой госпожи. Предавший мир недостоин существования — он превращается в опухоль на теле множественной вселенной, которую необходимо устранить любой ценой. Все эти люди оказались обречены многие жизни назад, предав того, что спас их. Не делом, не мыслью… — слепой верой и бездушием. Теперь это обратилось против них, превращая в пыль, развеивая в Хаосе.

А слепец, с рождения обречённый на служение старой пряхе, всего лишь хотел свободы. От обречённого мира, от своей судьбы. Абсолютной свободы, которую нельзя получить, умерев, лишь исчезнув… И князь сделал все возможное, чтобы обрести эту свободу. Провёл блестящую партию, обманув саму прядильщицу судеб, сделал так, что случилось невозможное — он заключил Бездну в смертное тело. Тысячная доля процента? Но он добился своего, уничтожив обречённый мир и получив то, к чему так страстно стремился.

Захлёбываясь счастливым смехом, князь сорвал с себя белую повязку, заглянув мне в глаза. И в тот момент, когда Бездна встретилась со Знанием, я почти понял… Но пустота отступала, оставляя за собой Ничто. Ни пыли, ни праха, ни памяти, словно маленький мир никогда не существовал. Никогда не рождалась Ларин. Далик не обвинял меня в предательстве. Ирэн не плакала над телом нашей дочери. И тот невзрачный маленький человечек никогда не спрашивал у сломленного узника о его последних словах. Бездна снова свернулась в моей груди уютным комочком, как будто и не вырывалась на свободу.

И почему—то совсем не было больно…

— Теперь всё закончилось? — обернувшись, я увидел ту самую безобразную женщину. Она не участвовала в суете, переместившись в междумирье сразу за мной. И, кажется, успела искреннее насладиться короткой агонией реальности. Творец была близко—близко ко мне, но не пыталась напасть. Она наблюдала за другими хранителями, которые успели в последние мгновения бросить умирающий мир. Сейчас они больше всего напоминали детей: растерянных, испуганных, которым нестерпимо хотелось заплакать и позвать маму.

— Да, — согласился, — теперь всё закончилось.

— И ты доволен? — насмешливо спросила творец, кружа около барьера пустоты.

— Не знаю… — я ответил честно — не видел смысла во лжи.

— Но если всё закончилось, почему ты ещё здесь?

— Уже нет…

Повинуясь легкому движению руки, барьер исчез, растворяя опору, выдавливая из легких последние глотки воздуха. Бездна не успела отреагировать, как вмиг собравшиеся творцы атаковали меня, снова став один целым. Только сердце продолжало биться так же ровно, ушла потребность в воздухе, а смертельная для человеческого тела пустота казалась дивным вином. И вся мощь всесильных детей творца растворилась, соприкоснувшись со мной. Женщина расхохоталась. Ей вторил звонкий смех Алевтины. Над кем они смеялись? Над своим поколением? Или надо мной?

— Нельзя уничтожить то, что не существует. Сергей, ты не умрешь — тебя уже нет. Неужели ты так и не понял, что это не просто красивое выражение? Это действительность. Там, где ты стоишь — пустота… Нельзя стать Бездной,  можно только отдать себя ей, слиться с ней… Когда—то уже происходило похожее, тогда нам удалось одержать победу. Нужно всего лишь немного времени.

— Тогда, что дальше?

— Небольшая подлость, — просто призналась Алевтина так, будто сообщила погоду на завтра, — я решила подстраховаться и перетянула себе козырь. Твой мастер изменил последний знак. Секундное воздействие. Да.

Безумная женщина отступила на шаг, позволяя Алив приблизиться ко мне. 

— Сладких снов, мой мальчик…  и до скорой встречи на твоей казни.

Её глаза снова полыхнули расплавленным золотом. Тонкие пальчики дотронулись до моей груди. Тень, что стояла за спиной творца, сформировав силуэт мужчины, прошептала несколько слов, которые я не успел разобрать…

***

— Бессмысленно… — Ирэн подняла голову и попыталась улыбнуться. Мертвая улыбка на восковом лице—маске. — Все—таки время сказало правильно… — мне не стоило  просить об этом, о новой жизни. Зачем? Скажи, Девеан, что я пыталась изменить? Что? Думала, что знаю ответ, но я ошиблась…

Надзиратель осторожно коснулся плеча Ирэн, не в силах придумать,  что можно сказать,  как успокоить.

— Я надеялась, что что—то можно будет исправить. Хотя бы просто быть рядом с ним: видеть его, прикасаться к нему, отдать часть своей души — нам бы вполне хватило её: одной на двоих. Но ему это было не нужно… не нужна душа. Теперь мне кажется, что он именно к этому и шел всю жизнь… — все свои жизни. Этого и добивался; просто не мог признаться даже себе. Я ведь это понимала, чувствовала — только верить не хотела. Всё надеялась, что может быть каким—то чудом смогу его удержать. Но мне не дали даже попробовать. Крошечный клочок времени… смешно, он не позволил приблизиться к себе. Я ошиблась, не стоило возвращаться в жизнь. Там, в безвременье, мне не было бы так больно.

— Я уже говорил, что не могу судить тебя и объяснять, что правильно, а что нет. Ты сделала свой выбор, потому что любишь… — заметил Девеан, — и он любил, просто забыл об этом.

— Нет, Девеан! — Ирэн неожиданно рассмеялась: отчаянно и страшно. — Он не любил… Никогда не любил. Может быть, чувствовал привязанность или симпатию, или же Серег по—настоящему верил, что любит меня. Заставил себя поверить в это, забыв, что ему просто некуда было пойти, некому рассказать о своей боли, а рядом оказалась я — до беспамятства влюблённая в спасителя девочка. Наверное, он смог внушить себе, что это лучший выход: дом, семья, та, которая пожалеет и поймет, а любовь — это не обязательное условие. А потом его стало все тяготить. Так, что он решил за двоих, даже не спросив меня. Подумал, что я тоже больше ничего не чувствую. Ещё в том мире… Бездна, Девеан, он уже тогда стремился избавиться от чувств — вырвать их с корнем. Я помню… помню… все помню.