Без души

— Госпожа, ты отобрала у меня то, ради чего я и согласился на сделку. Думаешь, мне хватит нескольких смертей? Считаешь, это равноценный обмен? Нет, госпожа… Ты поступила нечестно. А это значит, что я сам возьму то, что мне причитается. Силой.

Пафосно, конечно. Но хоть что—то.

Бездна чуть приподняла меня над тёмным мраморным полом, перенося из реальности в пустоту междумирья. Нечеловеческий холод. Ничто, нигде, никогда… И только внизу среди абсолютной пустоты, оберегаемая тонким коконом силы какого—то творца, сияла крошечная искра реальности. И ещё… ещё… — то тут, то там вспыхивали в сером Ничто зернышки миров. Рассыпанные по множественной вселенной и связанные между собой, словно драгоценные бусины на дорогом многоярусном ожерелье. Одни то пылали яростным красным светом, то угасали, напоминая угли костра,  другие наполняли пространство умиротворяющим спокойствием фиолетово—синих тонов, третьи были похожи на миниатюрные вселенные — гроздья жемчужин, нанизанных на тончайшие нити силы в целые системы реальностей. Чернильными кляксами расползались черные дыры проходов… 

Они думали, что я пытался сбежать, спрятаться… Даже отсюда мне были видны странные улыбки вечных детей, считающих, что пришло время для великой охоты. Творцы планировали новую, занимательную погоню, в которой в роли жертвы должен был выступать я. Их желания, страсть, жажда чужой боли сплетались в поток отвратительной уверенности в своей безнаказанности, в своём абсолютном всесилии. Они не видели во мне угрозы… Этим детям хотелось просто развлечься. Отнять у Алевтины новую игрушку, хоть в чем—то показать своё превосходство — так стая шакалов кидается на льва, стоит только тому проявить секундную слабость.

Что ж… Как пожелаете, господа.

Я закрыл глаза, пытаясь ощутить окружающее меня ничто. Пустоту. Сердце билось ровно—ровно, внутри кокона заботливая Бездна продолжала создавать так необходимый смертному телу воздух. Всё просто. Сейчас, когда она перестанет нуждаться в проводнике, меня должно не стать…

— Я отпускаю тебя, — кажется, даже не сказал это — просто подумал.

Тонким щупальцем пустоты Бездна потянулась к переливающейся всеми цветами защитной оболочке мира. Нет, милая, так не получиться… Смотри, я оставил для тебя узкий канал того плетения, которое нарисовал Эрик. По—другому ты не сможешь ворваться в этот мир. Проявить себя по настоящему, а не показывать те фокусы, что я разыгрывал до этого. Одно дело, когда сила убивает, другое, когда она стирает реальность, не оставляя ничего… 

И Бездна послушала меня. Вместо того, чтобы, получив свободу и прорвав смертную оболочку, сдерживающую её, кинуться пожирать столь щедро предложенный ей мир, она добровольно признала меня своим проводником. Почувствовав, предложила разделить месть вместе с ней: вопреки всем планам, продолжить существование, доведя дело до конца.

— У нас ещё много не законченных дел, чтобы расстаться просто так. Да? 

Творцы не поняли, что произошло,  когда первое щупальце, проникнув в реальность, растеклось по мраморному полу, растворяя его. За ним следующее, ещё одно, ещё. Пустота размывала тонкий канал связи, сильнее расширяя проход в уже обречённый мир. Кажется, кто—то из творцов закричал, приказывая укрепить щиты, но было уже поздно. Уверенность в своем всесилии снова сыграла злую шутку.

Новые и новые щупальца, вырываясь из моего сердца, окружали сферу мира, продавливая её, все сильнее истончая сияющую оболочку. Тонкие нити пустоты, превращаясь в плотные потоки, накрывали собой мир. И все исчезало. Бездна словно ластиком скупыми движениями стирала карандашные линии неудачного наброска. Бережно водя по исчерканному листу реальности, она легко удаляла лишние детали. Леса, реки, пыльные дороги, дома… Реальность серела, растворяясь в нахлынувшей пустоте. Я видел, как бесцветным песком рассыпались города, укрытые волной силы, как отчаянно метались точки людей, превращаясь в размытые контуры и стираясь из памяти слепой госпожи. Мольбы, крики, люди не понимали, за что их наказывают и неистово молились своим госпожам о прощении.

Пустота обрывала слова.

Потом я ощутил сопротивление. Творцы, сбросив маски, пытались достать меня, дотянуться, спасти хоть что—то, заключая ещё живые кусочки мира в маленькие подобия сфер, но пустоту, прорвавшую последние заслоны, это не могло остановить. Она сдавливала, сминала, словно картон силовые барьеры, уничтожая все.

Я видел, как, замерев на пороге своего дома, Далик смотрит на приближающееся Ничто. Ладонь касается тонких перил, увитых диким виноградом, а он улыбается. Изгнанник Руин, не обращая внимания на мечущихся людей, допивает вино из только что подобранной бутылки… — в этом мире мы так и не успели пересечься с некогда высокомерным полукровкой. Лица — сотни знакомых лиц, перекошенных ужасом, уже отмеченных тихой госпожой. Я смотрел, как Бездна размывает города, забирая всех: мужчин, женщин, детей. Стирает надежды, слёзы, воспоминания, боль. Каждая ниточка, каждая волна Бездны была мной. Я сам был Бездной. Мертвенно—белый Девеан, обнимающий Ирэн в попытке выдернуть девочку из агонизирующего мира. Мальчик, прижавшийся к матери. В отчаянье вскрывающий себе горло мужчина. Пытающиеся что—то исправить творцы. Мертвый старик, которого затоптала мечущаяся толпа. Алевтина, равнодушно наблюдающая за страшным судом.

Разделившись на миллиарды частей, я сам стирал  из памяти вселенной этот мир, заглядывая в глаза умирающим людям, забирая из души. И в тот момент, когда последняя волна накрыла светлый лес, я услышал смех старшего князя. Он знал, что так будет. Всегда знал. Проживая тысячи жизней, сплетая нити вероятностей, повторяя одно и то же  и проходя весь путь, шаг за шагом шел к этому дню. И искреннее радовался, что он, наконец, настал…