Ковен озера Шамплейн

– Эй, полегче, я же предупреждала, что еще не постигла дар исцеления! – воскликнула я, выхватывая ложку, пока Коул размахивал руками, глотая прохладный воздух. – Там вообще-то еще и стручок чили. Оригинальный венгерский рецепт такого не предполагает, но это авторская наработка. Как тебе?

– Живительно, – выдавил Коул, взахлеб поглощая холодное молоко из холодильника. – Вкус просто потрясающий! Не думал, что такая, как ты...

– Умеет готовить? – смекнула я и, спрятав болезненную улыбку, отвернулась к плите, сдвигая кастрюлю на выключенную конфорку. – Я росла в большой семье. По праздникам у нас была традиция собираться на кухне, придумывать полноценное меню на неделю и готовить-готовить-готовить. Ох, как много драк и споров было из-за того, с чем лучше подавать луковый суп – с картофельными крокетами или багетом! – ухмыльнулась я, задумчиво размешивая паприкаш. – Маме вечно приходилось разнимать нас. Мы всему учились у нее. Прошлись по всем кухням мира... Так что да, я люблю кулинарию, и именно поэтому можешь забыть о своем яблочном пироге. В следующий раз, когда пойдешь в супермаркет, даже не смотри в его сторону!

Я обернулась и увидела, что Коул, затаив дыхание, внимает мне. От его взгляда, исследующего мое тело, но так и не поднимающегося до уровня глаз, начала зудеть кожа под одеждой. Он отдернулся и, вновь потянувшись к кастрюльке, отодвинул запотевшую крышку, втягивая в себя душистый аромат.

– Где у тебя тарелки? – спросила я, приподнимаясь к дверцам кухонных шкафчиков, прибитых нецелесообразно высоко, почти под самым потолком.

Длинная и гибкая рука опередила меня, плавно открыв дверцу и шустро выудив оттуда два глубоких фарфоровых блюда. Я тут же задрала голову и увидела нависшего надо мной Коула: разница в нашем росте оказалась значительнее, чем я думала. Почувствовав себя толику нелепо, я опустила короткие, как у динозаврика, ручонки и проследила за Коулом, наблюдая, как он старательно сервирует обеденный стол, профессионально складывая под тарелками бумажные полотенца.

Разлив по мискам паприкаш и разложив серебряные приборы, я устроилась напротив Коула и по привычке подогнула под себя ноги, усевшись по-восточному.

– Твои родители, – завела я светскую беседу, когда несколько столовых ложек паприкаша уже согрели желудок. – Кем они были?

Коул расплескал пару капель на скатерть.

– Занимались недвижимостью, а что?

– Твой дом... – Я обвела взглядом кухонную гарнитуру из ясеня, которая по моим меркам стоила бешеных денег. – У тебя очень хорошая квартира, машина и... Твоя щедрость тоже поразительна. Чего стоит одно пренебрежение двумя тысячами долларов! Правда, со стилем у тебя беда для такого солидного состояния, но... – Коул обиженно зыркнул на меня из-под ложки. – Работа детектива убойного отдела очень прибыльная, наверно?

– Нет, не очень, – ответил он сухо, уткнувшись в свою тарелку, но не потеряв аппетит и продолжив озверело поглощать паприкаш. – В основном я живу за счёт наследства. Родители хорошо позаботились о моем будущем. Надеюсь, ты интересуешься не для того, чтобы снова меня обокрасть?

Я откашляла застрявший в горле перец и скривилась.

– Я карманница, а не домушница. Выносить квартиры слишком уж муторно.

Такой ответ удовлетворил Коула, и мы продолжили есть. Казалось, одного хот-дога на обочине было мало, чтобы наесться за целые сутки, но вся порция паприкаша внутрь так и не полезла: перед глазами плясали имена жертв, цифры возраста и кощунственные увечья.

Еда снова застопорилась на половине пути.

– Я знаю, что это не подходящая беседа для застолья, но...

Я выложила перед Коулом блокнот и пораженно отметила, как невозмутимо он продолжает обедать, попутно перечитывая свои заметки. Похоже, разговоры о расчленении и измывательствах за трапезой были ему привычны.

– Всё прочла? – спросил он, роняя в тарелку капающий с ложки бульон.

– Не до конца, но мне хватило.

Коул понимающе кивнул и отодвинул опустошенную миску, а затем с тоской покосился на кастрюлю.

– Еще взять можно?

– Конечно! – Я всплеснула руками. – Я ведь готовила на твоей кухни из твоих же продуктов. Лопай хоть всю кастрюлю! Я всё равно никогда не ем одно и то же два дня подряд.

Коул подорвался к плите и, щедро накладывая себе половником паприкаш, наконец-то заболтал уже по делу:

– В блокноте этого нет, но на телах жертв вырезаны символы.

– Что за символы?

– Не разобрал. Искал в библиотеке и архивах, но без толку. За этим я и поехал в Новый Орлеан, надеялся что-нибудь выяснить. Для людей они незримы.

– В каком смысле?

– Очевидно, символы сокрыты чарами, – пояснил Коул и вернулся за стол, облизывая на ходу деревянный черпак. – Это и убедило меня, что убийства – не просто черная месса религиозных сектантов. Это настоящая магия, раз криминалисты их в упор не видят, даже если носом ткнуть.

Я откинулась на спинку, спустив одну ногу со стула и вяло поглаживая лодыжкой Штруделя, мурлыкающего под столом в преддверии объедков.

– Тот колдун вуду тоже не знает, что это за символы?

– Фотографии их не берут. Я смог только нарисовать, но художник из меня не ахти, – пробормотал Коул, размешивая овощи на дне тарелки. – А за неделю до моего приезда в Новом Орлеане стало происходить то же самое... Такие же убийства. Я не видел, те же ли метки на телах, но увечья по слухам одинаковые. Пальцы, язык...

– Глаза, – добавила я, сглотнув.

– И черный жемчуг.

– Что?

– В их глазницах оставляют жемчуг, – сказал Коул. – По одной черной жемчужине вместо глазных яблок. Ты не долистала блокнот до той фотографии, где...

– Нет! И слава Богу.

Черный жемчуг.

Пальцы схватились за бусы под свитером, и я потерла их пальцами, на ощупь угадывая, какие из них еще оставались черными, а какие уже побелели в честь тех трех даров, что я успела освоить.