Страница 74 из 87
Я задыхаясь от слез, развернулась и на сколько быстро могла, пошла к себе в палату, мимо подоспевшего охранника. В голове молотком стучали слова Оксаны: «Борется за жизнь, с риском никогда не ходить… если бы не я, то ничего бы не случилось…». Оказавшись в палате, я взвыла от горя. Господи, почему мне понадобилось столько времени, чтобы осознать, что я люблю Рунина? Если бы только я поняла это раньше…
Мне должно быть так же больно, как и ему, и пусть разорвется сердце, пусть иссохнут глаза, пусть остановится дыхание. Сорвала с головы повязку, затем с ладоней и с коленей, схватилась за нагрудную, когда в палате появились медсестры. Одна остановила меня, другая попыталась сделать мне укол с каким-то лекарством, но я не далась. Я просто не имела права забыться, отключиться, когда Рунин боролся за жизнь.
- Марина! – папа прижал меня к себе.
- Это я во всем виновата! Это моя вина! Если он умрет… - от этой мысли, из груди вырвались стоны отчаяния и ноги подкосились.
Мы с папой осели на холодный пол, и он раскачиваясь, гладил меня по голове, приговаривая слова успокоения.
- Милая, - расплакалась мама. – Операция закончилась, Кирилла перевели в палату.
Я почувствовала укол в руку, а затем провалилась в пропасть.
Очнувшись я не нашла взглядом родителей. На руках появились свежие бинты, как и на коленях. Дотронулась до головы, на которой тоже была новая повязка. Встала с кровати и на дрожащих ногах добралась до выхода из палаты. В коридорах горел приглушенный свет, и уже не было той беготни, что несколько часов назад. Сонная медсестра сидела на посту, копаясь в телефоне.
Должно быть уже ночь и маму с папой выпроводили из больницы. Я вернулась в палату, с надеждой, что найду среди своих вещей телефон. Время было за полночь, но я все равно набрала Булкина.
- Тебя бы удавить, но Киря мне этого не простит, - грубо сказал он вместо приветствия.
Я понимала его злость, потому что чувствовала тоже самое по отношению к себе.
- Ты не знаешь, в какой палате лежит Кирилл?
Булкин с минуту молчал, но я точно знала, что он еще на связи, слышала, как он сделал несколько глотков скорей всего чего-то спиртного.
- В семнадцатой, - произнес он и отключился.
Я вышла из палаты, с заготовленной отговоркой, что нужно в уборную, но медсестры на посту не оказалась. Не смотря на боли в груди и во всем теле, я проблуждала по коридорам некоторое время, но в итоге нашла нужную палату.
Внутри не было никого, кроме Рунина, подключенного к громоздкому аппарату, который издавал писк, показывая ритм его спокойного сердцебиения. Было неизвестно, спал Рунин или находился без сознания, но зато был живым, хоть и весь в повязках. Я тихо подошла поближе и посмотрела на него, прикрыв рот рукой. Любимое лицо было все в порезах и синяках. Я опустилась на колени и положила голову на кровать, в таком положении дыхание сопровождалась меньшей болью.
- Я люблю тебя, - прошептала я, глотая слезы.
Я пробыла с ним совсем недолго, всего пару часов, когда медсестра пришла проверить его состояние и обнаружив меня, увела в мою палату. Я не сопротивлялась и смиренно себя вела, чтобы мне не вкололи ничего успокаивающего или снотворного, чтобы не лишить себя возможности пробраться к нему еще раз, и если не удастся сегодня, так хотя бы завтра.
К сожалению, медсестра осталась на посту, и разворачивала меня назад, сражу же, как только замечала. Измотанная произошедшим, я в конце концов заснула.
Ранним утром меня разбудили, чтобы сдать анализы, затем принять таблетки, а после заставили съесть жидкой овсянки с кусочком хлеба. Когда меня наконец оставили одну, я пошла к Рунину, но заглянув не посмела войти в палату – у него были папа и сестра. Из обрывочного разговора, я узнала, что он в коме и сейчас самое важное, что бы он очнулся. Разбитая новостью, я вернулась к себе, где меня уже ждали родители.
День прошел, как в тумане.
Ночью, я терпеливо дождалась момента, когда медсестра отлучилась и прошмыгнула к семнадцатой палате. Как и в прошлый раз, я устроилась рядом с ним, но в этот раз осмелилась погладить его руку. Смешно, но я надеялась, что приворот заставит его очнуться.
- Кирилл, пожалуйста, очнись, - прошептала я. – Не ради меня, нет, ради папы и Оксаны.
В ответ лишь писк аппарата сердцебиения.
- Они не выдержат еще одной потери, - утерев слезы, продолжила я шептать.
Послышались шаги и я спряталась за дверь. В палату вошел мужчина в белом халате, скорей всего дежурный врач. Он проверил состояние Рунина и вышел, а я вернулась на свое место.
- Прости, что так долго я не осознавала, что люблю тебя.
Меня разбудила медсестра, которая оказалось с более скверным характером, чем вчерашняя. Отчитав меня по полной, она пригрозила приковать к кровати если и продолжу доставать пациентов. Досыпала я в своей палате.
После всех процедур и завтрака, когда подошло время для посещений, пришли родители.
- Кирилл очнулся! – с порога сообщила мама.
- Откуда ты знаешь? – не верила счастью я.
- На парковке мы столкнулись с его отцом, и он нам рассказал.
Я поспешно слезла с кровати.
- Пойду к нему!
- Может как-нибудь потом? – неуверенно спросил папа. – Врач сказал, что тебе нужно больше лежать и отдыхать.
Ох, папа! Знал бы он о моих ночных похождениях. Мама положила руку ему на плечо, говоря тем самым, что не стоит меня удерживать, и он отступил.
Я была настолько окрылена новостью, что почти не чувствовала боли в груди и совсем забыла, что меня там не хотят видеть. Подходя к палате, я сначала услышала радостные возгласы, а затем увидела счастливую толпу, среди которых были Булкин, Свирина и еще несколько знакомых парней и девушек. По видимому, Рунина пришли навестить родственники и друзья. Заметив Оксану, я быстро вернулась за поворот и прижавшись к стене спиной, закрыла глаза. Сейчас не время.