Как развеять скуку

А затем еще одно «но» — Габриэль. Его пытались убить аж дважды. Этого упускать не следовало. Видимо, темный успел прилично насолить князю, что он пытается избавиться от мальчишки всеми силами. Вот только эта «тайна» про бессмертие. Либо князь не знает, что Габриэля нельзя убить, либо сам Габриэль что-то тщательно скрывает. Точнее, не так. То, что он что-то скрывает — это точно, просто масштабность этого «чего-то» может измениться из-за любой упущенной мелочи. В одном Алир не питал ложных надежд: Темному князю его команда не нужна в полном комплекте, и то, что они добрались до самого сердца Тьмы без потерь, исключительно заслуга их проводника.

Точнее, уже друга.

Рыцарь, поняв, что для того, чтобы увидеть всю картинку, кусочков все равно очень мало, решил просто помечтать. А почему бы и нет? Если все удастся, и он убьют князя, то на Светлые земли вернутся не просто героями… а кем-то ставшими ближе Светлому князю. Ближе самому Свету. А он просит руки Хелены. Габриэля можно будет взять c собой. Архиепископ, конечно, отметит его заслуги и научит жить без Тьмы. Темному обязательно понравится в столице. А какой дворец у императора! Алир уже начал продумывать план экскурсии по любимому городу, которую он устроит для темного, как вдруг понял, что его интуиция уже несколько раз мягко ему намекала, что вокруг не все в порядке.

***

Мы с эльфийкой медленно возвращались в лагерь. Медленно вовсе не потому, что возвращаться не хотелось. Просто было жаль, что теперь еще долго придется ждать вот такого удобного момента, когда вокруг не будет никого, кто может нас потревожить, когда запросто дозволено куда-нибудь улизнуть, чтобы побыть вдвоем наедине.

А возвращались — подумали, что нас наверняка скоро хватятся, привлекать же лишнее внимание к нашим с Анабель проблемам, именуемым «отношения», не имело смысла. Те, кому надо, сами быстро все поймут. Остальным лучше пребывать в блаженном незнании, чтобы не отвлекаться от великой миссии ненужными ссорами и драками. А в том, что они будут, нет никаких сомнений.

Анабель шла рядом и увлеченно обрывала лепестки на случайно подвернувшейся ромашке. На что она гадала, было непонятно, но, судя по всему, все сходилось на желательном варианте развития событий.

Я же пытался понять, что со мной творится. Вроде начинал все это как игру, а теперь понял, что связал себя со светлыми крепко-накрепко. Но крепче всего — с Анабель. Сейчас я уже без особых усилий мог видеть крепнущую с каждой минутой светлую ниточку появившихся чувств. Знаете, как это называется? «Доигрался...» — «Правильно, милая, именно доигрался. И что мне теперь делать с этим ушастым чудом? Ведь очень скоро обман раскроется. Что тогда?! Не то чтобы это будет конец...» — «Ага, скорее, начало громадного скандала.» На этот комментарий я внимания обращать не стал. И так все понятно. Я, знаете ли, не любитель театральных сцен, мол, «я жить без нее не смогу». Смогу, и очень даже неплохо. Просто это уже будет не так, как с ней. Когда появляется такая нить, все остальное уходит на второй план. И стороны, и скука, и любые миссии. Только вот…

— Знаешь, что нас выдает, как взрослых людей, уставших от навязанных менестрелями и писателями образов? — Словно прочитав мои мысли, неожиданно спросила Анабель, отрывая последний лепесток.

— Нет, — честно ответил я.

— Мы не держимся за руки, не переглядываемся, словно знаем самую великую тайну мира, не обсуждаем свое счастье, — она пожала плечами и неожиданно сорвалась с места. — Догоняй! — Но почти тут же остановилась и понимающе улыбнулась: — Вот видишь? Нет таких порывов. Я тебе уже рассказала свою историю, а как с тобой?

— Что? — Я отвлекся на какие-то мысли, про которые сразу и забыл.

— Ну, тебя ведь, конечно, где-нибудь ждет любимая невеста, а то и жена с тремя забавными карапузами? — Сквозь насмешку и ехидство я явно ощущал в ее голосе волнение. Все женщины боятся быть брошенными. Впрочем — мужчины тоже.

— Нет. У меня когда-то была любимая, но она умерла. — Теперь об этом было намного легче говорить. Раньше я всегда отнекивался и всеми силами избегал этой темы, а если не получалось, начинал молчать или что-то придумывать, а когда и безбожно врать. Теперь же все ушло: и боль, и тоска — остался только неприятный осадок, будто если это когда-то и было, то уже не со мной. И угадав готовый сорваться у эльфийки вопрос, сразу ответил: — Нет, это был несчастный случай без каких-либо подтекстов. Вот так.

— Грустно. Я-то знаю, что Риль погиб, пытаясь сделать этот мир лучше. — Анабель сорвала еще одну тоненькую чахлую ромашку и принялась обрывать ей лепестки.

— И от этого тебе становится легче? Ну-ну. Уж сколько было всех этих желающих сделать и мир и вообще все лучше. Но при этом их «лучше» было совершенно субъективным взглядом на отдельные вещи. Впрочем, я не хочу начинать этот спор.

Анабель пожала плечами и, так и не сорвав последний лепесток, бросила ромашку под ноги и призналась:

— Не сошлось. Гадала на то же, а получилось по-другому. Я подумала… — и тут я в первый раз увидел, как эльфийка смущенно краснеет, — может, об этом еще рано заговаривать, но если все закончится хорошо, вдруг ты согласишься поехать со мной в Светлый лес? — Сквозь белую шевелюру эльфийки предательски алели острые кончики ушек, а сама она, потупившись, чуть не споткнулась о подвернувшийся камень.