Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 50

   XXXIV.

 

   Иногда внутри человека зарождается и растет Блаженная Тишина.

   Она заполняет всю душу неопределимым словами звучанием Священного Молчания.

   Блаженная Тишина ширится, мягко выталкивая из человека всё лишнее – всю его суетность и суетливость, все его праздные мечтания и деловые помыслы.

   Священное Молчание, вобравшее в себя гармонию Музыки Сфер, исцеляет раны, очищает разум, дает новые силы для более полноценной жизни.

   Такие минуты коротки. Такие минуты незаменимы. Такие минуты невозможно призвать желанием, усилием воли. Они являются сами – как высший дар Небес...

   Сейчас Мадли Хаш погружена в минуты благостного покоя...

   Церковный колокол уже гулко пробил полночь.

   А графиня еще гуляет неподалеку от своего особняка. В одиночестве...

   Девушка безмерно любила отца.

   Она мало знала его достоинства. Хуже того, она знала тьму его недостатков.

   Это ничего не меняло. Любовь доброй дочери к старому графу ничто не могло поколебать.

   Ни злодейства графа, чинимые по отношению к слугам; ни его грязные связи с бродячими шлюшками; ни отцовы упреки дочке за ее тупость и некрасивость – ничто не могло утишить скорбь Мадли теперь, когда отец внезапно скончался...

   Ничто, кроме чудесных минут Священного Молчания...

   Мягкосердечная Мадли Хаш нередко замечала, какой глупой считают ее люди.

   Эжжи Тари заблуждалась в том, что Мадли не подозревает об истинном отношении подруги к графине – о добродушно-презрительном, снисходительно-терпимом отношении.

   Девица Хаш скрывала свое печальное знание.

   Она – не обидчива и не завистлива. Юная графиня всегда принимала как данность, что в мире есть много более развитых и красивых девиц, чем она сама.

   Серьезные наставницы Кэрской школы вызывали почтение у кроткой и милой дворянки. Ей нравилось подчиняться разумным приказам.

   В сравнении с резкими недовольными окриками матери, которые оглашали раннее детство Мадли, а также и с постоянным рычанием вечно раздраженного отца, ворчливые голоса сдержанных наставниц казались почти лаской.

   У девицы не было увлечений, кроме тех, которые ей навязала школа: рукоделие, игра на клавесине и на арфе, домоводство.

   Впрочем, она плохо разбиралась в ведении большого хозяйства. И, несмотря на льстивые речи управляющего, подозревала, что дела ведутся из рук вон плохо.

   Нельзя верить плебеям! Нельзя верить тем, кто может – а, значит, захочет! – на тебе нажиться!

   А равных и родных рядом нет. Кому же верить?!





   Девушка чувствовала себя безмерно одинокой. Она нуждалась в советах и помощи близкого человека, которому можно бы и доверять, и довериться во всем.

   А доверяла Мадли только Эжжи, потому что верила в бескорыстие своей подруги...

 

   XXXV.

 

   Сквозь дымчато-серую вуаль облачек сияло белое лицо луны.

   Эжжи оставила карету и всех лошадей под присмотром трех наемников.

   Часть денег из сундучка она вложила в один из банков – на линии Центральной дороги. Бумаги, как ни крути, хранить при себе легче, чем тяжеловесное серебро! А часть – спрятала в вещевой мешок. И подвесила его к седлу Анта.

   Поэтому девушку не особо волновала надежность охраны. Конечно, будет неприятно потерять свои платья и туалетные принадлежности. Но пережить это – нетрудно.

   Кроме того, кража кареты, коней и вещей – маловероятна. Ведь умная Эжжи заглянула в семьи нанимаемых ею молодцов.

   Когда наемник знает, что ты всегда сможешь отомстить его семье, он становится, как правило, невероятно честным и верным хозяину. Этому научил красотку отец – человек, не питающий любви и доверия ни к кому из людей, кроме своей собственной семьи...

   Теперь карета и лошади остались далеко позади. Пусть догоняют неспешно!..

   Ант стремительно несся вперед, чувствуя себя на верху блаженства. Эжжи казалось, что она слышит мечты коня: «Взлететь бы до белой луны, прорваться бы сквозь ее свет – увидеть иные миры, в которых нет горя и бед!..»

   Люди, пламенно верящие своим коням, собакам и медведям, в воображении часто очеловечивают души своих любимцев. Пожалуй, потому-то те и обожают ответно своих хозяев, что интуитивно чувствуют – хозяева принимают их в сердце, как равных себе.

   До границы владений графства Тинж с графством Хаш уже – лишь пара минут лихой скачки.

   На Эжжи – мужской костюм из шерсти и войлочная шляпа-колокол. Всё – кофейного цвета.

   Красотке жарко, несмотря на сильный северный ветер. Она скинула плащ и, свернув, сунула в мешок с деньгами.

   Среди темнеющих дубов и вязов наезднице мерещится в неровном лунном свете силуэт рыцаря на коне.

   Рыцарь появляется вдали – и тотчас тает во тьме. И вновь появляется – и тает...

   Господин Лайм, где же вы?! Почему не объявились?! Почему не позволили отблагодарить вас за спасение?!

   Эжжи нежно улыбается призраку. И чувствует сильную боль в треснувших на ветру губах.

   О! Снова забыла смазать губы защищающим от ветра бальзамом из целебных трав!

   – Стой, Ант! – говорит красотка коню.

   Тот замедляет бег. И, недовольно фыркая – ну, что еще, ну, что еще за «стой» такое?! – останавливается.