Верь мне

Так было легче, и гул перестал раздражать. У него появился ритм, сперва напоминающий музыку, затем слова. Чем дольше оборотень вникал, тем явственнее слышал свое имя — его звали. Понятно кто, но уходить было рискованно, ведь Велора неспроста выманивали. Гневно рыкнув, он встал на ноги и потянулся к завязкам на манжете, решив лечь спать, однако рука повисла в воздухе — к чему тайны? Когда оборотень кинулся на Гильема, то будто налетел на огромного ежа. По телу разлилась невыносимая боль, он горел изнутри и не кричал лишь потому, что не мог.

Если Большеглазый задумал причинить зло Велору или Арель, то без труда сделал бы это открыто. Его поганый гость вряд ли умел ворожить, иначе воспользовался бы этим еще в подвале. Оборотень так и стоял перед камином и искал опровержение догадкам. К сожалению, их не было; он беспомощен, значит, лучше подчиниться зову и попытаться использовать то, что удастся узнать. Языки пламени мягко двигались, словно искушая, призывая не спорить с колдуном. Оборотень нахмурился и взглянул в окно, на безмятежную синеву неба и белый диск ночного светила. Их холодный свет дарил умиротворение, и мысли потекли яснее.

В конце концов Велор поцеловал Арель и вышел из комнаты. В стенах коридора были вытянутые углубления для магического огня. Светящиеся точки напоминали духов, играли бликами на щитах и прочих железяках, украшавших проход. На камне плавно извивались тени, маня, указывая направление…

Велор потряс головой и надавил пальцами на виски. Это место вытягивало силы и наводило ужас, как поток стрел у леса, где люди напали на оборотней. Тогда он видел опасность и знал, где искать спасения, а сейчас терялся и мог надеяться лишь на Богов.

Быстрее, чем хотелось бы, коридор закончился высокой дверью из светлого дерева. Открыв ее, оборотень не сразу узнал комнату мага: стены потерялись в темноте, а окно закрывали шторы, делая ее похожей на подвал. Велор знал, что находился в башне, но почему-то ощущал себя зарытым в мокрую, промерзшую землю, даже запах ее чувствовал.

Не хотелось знать, как так вышло, и оборотень повернулся к светлому пятну справа. Там был камин, у которого стоял низкий столик и три кресла. В одном из них сидел Большеглазый и наблюдал за Велором со странной нежностью во взгляде. Иногда отец смотрел так же, и эта схожесть заставила сердце мучительно затрепетать.

«Нет! — приказал себе оборотень. — Никаких воспоминаний, не сейчас».

— Я не был уверен, что ты услышишь меня, — колдун улыбнулся. — Поразительно. Твой народ так чувствителен к магии, даже эльфы на такое не способны.

Он откинулся в кресле и нагло рассматривал гостя, а тот не знал, куда деть руки. Неведение злило, как и сама ситуация.

— Пытаешься задобрить меня?

— Нет, что ты. Даже мне редко удавалось повстречать оборотня, я всего лишь удивляюсь. Зря, конечно: ты ведь знаешь, как появился ваш народ?

— Разумеется.

Велор хмыкнул и покачал головой, скрывая волнение. Рассказы предков никто не записывал, с годами их забывали, возможно, коверкали, поэтому он не был уверен в своих знаниях. Наверняка колдун разбирался в этом, но лучше поговорить с Арель и не позволять отвлекать себя.

Вдруг Большеглазый кивнул и заговорил, растягивая слова:

— Животных создал Виссар, а первым его творением был волк. Он оставил его подле себя и любил, наверное, как ребенка. — Маг вздохнул и помолчал. — Волка убил Арантак, не нарочно, в приступе гнева. Это произошло во время первой ссоры Богов, когда они раскололись на два лагеря. К сожалению, у Виссара не было сил, чтобы оживить волка, но и расставаться он не хотел, поэтому снял с него шкуру и хранил. Когда у Виссара и Ирит появился сын, он очень полюбил играть с ней, и Бог сделал так, чтобы сын смог надевать шкуру волка когда захочет.

Велор почти не слышал мага и с подозрением изучал его добрую улыбку и сияющий взгляд. Колдун выглядел расслабленным, будто в кругу семьи, и это настораживало.

— Ты понимаешь, что это значит? — Он встрепенулся и поглядел наверх. — Оборотни не просто создания Богов — они их дети…

Большеглазый втянул воздух и осекся. Он закрыл глаза и тихонько рассмеялся, а затем посмотрел на Велора уже собраннее.

— Прости мою говорливость, это от вина. Проходи, садись.

Проклятье! Кажется, разговор будет долгим. Велор стиснул зубы, чтобы не застонать, и подошел к камину. Он хотел сесть на кресло, стоявшее напротив мага, но тот протестующе поднял руку и указал на соседнее.

— Хочешь вина? Мне помнится, ты любил его, — спросил он, беря со столика блестящий кубок.

— Нет.

Ответ прозвучал резко — Велор не собирался любезничать.

— Ах, да, это не ты любил его, а ваш предводитель, — Большеглазый отпил и мечтательно улыбнулся. — Мы с ним частенько сидели по вечерам и беседовали, когда вы только прибыли из-за гор.

Оборотень подался вперед и едва сдержал крик. Лжец! Предводитель, Варамас, не стал бы тратить время на болтовню с этим. Он был честным и сразу распознал гнилую натуру колдуна. Велор открыл рот, но промолчал: хоть взгляд мага и затянула поволока, смотрел он внимательно, будто проверяя что-то.

— Прости, кажется, я разбудил грустные воспоминания, — сказал Калсан и поднял брови.

Фальшивое раскаяние в голосе казалось оскорблением. Да он издевался! Играл с Велором и ждал, что тот поддастся, станет обсуждать друзей. Память издевательски напомнила о смерти Варамаса — бесстрашного воина убила толпа людей, ни за что. Бедняга закончил свои дни в образе волка на каком-то поле у леса. Из него торчали стрелы, в темноте напоминая кости изломанных крыльев. Ночное светило озаряло слипшуюся от крови шерсть и приоткрытую пасть с вывалившимся языком. Глаза сверкали, в них застыла ярость; Велор пытался приблизиться к Варамасу, и вдруг заметил, что тот не моргал.