Страница 46 из 65
И вот, в пиковый момент, когда Джимми ди Гриз – вор по прозвищу «Стальная крыса» - бросает под ноги преследователям шумовую гранату, выводя тех из строя, в кухне тоже что-то рвануло!..
Оторвавшись от книги, Аня, мыслями всё ещё находясь с героями Гаррисона, оторопело разглядывала погром на кухне: на полу прыгает сухая и даже перегревшаяся кастрюля, кожаный диванчик у печки залит сгущёнкой, развёрнутая в ленту банка валяется у неё под ногами, и, кажется, идёт дождь… Машинально лизнув каплю, Анюта подытожила «Сладкая» и подняла глаза на потолок. С потолка красивыми каплями цвета слоновой кости медленно падала сгущёнка…
Но апофеозом всему стала, конечно, Насюта. Влетев в кухню, она первым делом шуганула котов, уже нацелившихся на снятие пробы, подцепила пальцем растёкшуюся по диванчику сгущёнку и, лизнув, резюмировала: «Не-е, ещё не доварилась!»… После этого посмотрела на Анюту, Анюта – на Настю, и уже через секунду «две кобылицы», как обозвала их бабушка, прибежавшая на кухню с воплем: «Батюшки, война началась!», дико хохотали.
Конечно, потом им пришлось отмывать всю кухню, и день рождения начался на три часа позже, и первые гости, услышавшие завывания именинницы «Не плачь, ещё одна осталась ночь у нас с тобой…», спешили на кухню и – замирали замороженными сурикатами, глядя на двух подруг, яростно трущих когда-то белый кухонный потолок (на резонный вопрос подруги Ленки «А что это вы делаете?», Насюта, на секунду прервавшись, обыденно сообщила: «Не видишь – потолок моем…», а когда гостья уже очухалась для вопроса «Зачем?», Анюта провокационно спросила: «Ты любишь сгущёнку?». Ленка машинально кивнула, и Аня продолжила:«Тогда залезай – облизывай…, - и, обведя рукой вокруг, «обрадовала» очумелую гостью - здесь ещё много осталось!..»), но потом, много лет подряд фраза «Не-е, ещё не доварилась!» вызывала гомерический хохот всех собравшихся «девчонок», их детей, мужей и родственников…
Под воспоминания как раз доварилась картошка. Анюта быстренько слила воду, потолкла, добавила масла, молока, оставила на столе и пошла выковыривать из кабинета Ирвана. Ужин был готов.
…После ужина, сидя на подоконнике в гостиной (подоконником Анюта нарекла его, конечно, по привычке – на самом деле венецианские окна в пол были укомплектованы чем-то вроде низкой скамейки, на которой так приятно сидеть после ужина, опершись на Ирвана и попивая сухое красное (миранцы, в отличие от земных кулинаров, не заморачивались, что к рыбе нужно обязательно белое вино, а то вкус пропадёт… Анюта всегда отдавала предпочтение красным винам, и на ужин Ирван открыл бутылочку красного, которое нравилось Ане - чем-то похожее на земное «Шардоне», но со слегка уловимым запахом ежевики).
И теперь, смакуя вино, Аня повествовала о событиях прошедшего дня. Окончив рассказывать историю Лины (она, кстати, помогала с переездом, и так светилась, что без слов было понятно, что у женщины всё хорошо. А когда Аня уже садилась в машину, Лина пылко обняла её, сказала спасибо, и прожелала счастья с Ирваном, сказав, что они – истинная пара…), Аня поставила бокал, потянулась и подытожила: «Так что теперь я – фея – крёстная на полставки!».
Ирван рассмеялся, а потом начал распрашивать, что за «фея».
Аня, вспомнив сказку, конспективно рассказала о феях. Труднее было с крёстными – христианства, естественно, в Миране не было, а вот что было – Аня, честно говоря, не интересовалась.
Она, далёкая от религии, сама никогда не лезла в верования других и никого не пускала в свою душу. А когда где-нибудь на улице цеплялись очередные сектанты, она отвечала им словами своей прабабушки. Сухопарая, жизнерадостная старушка так отвечала на укоры соседок - богомолок: «Я в церковь не хожу – да мне и не надо – бог со мной. Бог не между брёвен – бог между рёбер…», и стучала сухоньким кулачком по своей груди. Повзрослев, Аня поняла это выражение, как «Будь человеком, не подличай, не предавай, и бог будет с тобой; а если станешь продажной лицемерной тварью – никакие посты и молитвы тебя не спасут…», и всегда придерживалась этих нехитрых правил.
Кое-как растолковав Ирвану, что «крёстный» - помощник родившемуся ребёнку из друзей семьи, а «фея» - волшебница, Аня глотнула из бокала – в горле пересохло – и с облегчением оперлась Ирвану на грудь.
- Знаешь, - раздумчиво произнёс Инвар, поглаживая её по волосам, - а ведь у нас есть похожая легенда, о том, как боги соединили двух влюблённых после долгого расставания, а после смерти – забрали их на небо…
Начало было интересным, и Анюта даже вынырнула из полудремотного состояния и стала внимательно слушать, увлекаемая в сказку негромким голосом рассказчика…
…Это было в то время, когда в страну пришла война. Армия захватчиков была многочисленной, они уже вторглись на нашу территорию, и на освобождение родной земли собирали всех мужчин, способных держать оружие.
Лияль – прекрасная девушка, тоненькая, как тростинка, с косами цвета самых пушистых облаков, подсвеченных летним солнцем – дочь правителя, а Шаликазар – задумчивый, серьёзный парень с острыми скулами, пронзительным взглядом синих глаз и вечно растрёпанными жёлтыми волосами цвета выжженной летней степи – сын бедной вдовы. Они не должны были даже встретиться, но, по всем правилам сказки, всё-таки встретились и – полюбили друг друга…
Когда они увидились перед битвой, Лияль обняла своего любимого и долго не отпускала, чувствуя, что разлука уже невыносима. Когда Шаликазар напомнил ей о времени, девушка прикусила губу, будто что-то для себя решив, потом резко рванула с шеи цепочку – и вот в ладони лежит шар из солнечного опала – оберег, оставленный ей умирающей матерью. Девушка резко взмахнула рукой, ударила о камень и –амулет разломился на две полусферы. Лияль вручила Шаликазару одну половину амулета, сказав, что, как эти половины составляют одно целое, так и они смогут снова быть вместе, навсегда, несмотря ни на что, а вторую спрятала в складках платья.