Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 65

 Самообладания женщине хватило, чтобы поставить вино на стол, вытащить пробку (самой – штопор на что?) и налить в глубокий бокал. Сделав глоток, она отсалютовала наблюдателю бокалом, молча поставила на стол, убрала бутылку в шкафчик и, подхватив тарелку с «ужином» в другую руку,пошла к двери, с явным намерением стукнуть гада,если тот попытается отнять еду…

«Гад» еду не отнимал – когда Анюта приблизилась, мужчина каким-то скользящим движением встал рядом, обнял за талию – и впился поцелуем в губы!..

Это было так неожиданно, что женщина чуть не выронила тарелку, но –Ирван перехватил и поставил еду (и вино!) на столик, к которому прижимал Анюту.

- Пипец, я жрать хочу! – возмутился желудок.

-Да заткнись ты – не видишь, тут секас намечается! – деловито сообщили гормоны. – Мы сейчас сорвёмся с цепи – прошу учесть… У хозяйки уже тыщу лет никого стоящего не было, и мы не собираемся терять такой шанс!..

- Вы хоть проследите, чтоб не залетела – а то опять на старости лет токсикозом мучаться!.. – обречённо проныл желудок и отключился со словами: «Мля, я уже сам себя перевариваю…». Мозг отключился тоже…

***

…Дальнейшее для Анюты виделось какими-то обрывками, слайдами, пересыпающимися друг в друга, как в калейдоскопе. Вот они в его комнате, вот на застеленной тёмным покрывалом кровати, Ирван что-то шепчет, целуя в шею, в подбородок, добирается языком до ушной раковины и… да! …Мир разбивается на части!.. Ощущение от этого, казалось бы, достаточно невинного  действия такое, что колени подкашиваются и тело сотрясают первые судороги удовольствия!..

Он нежен, но настойчив: его руки проникают под платье, добираются до низа живота – и начинают выписывать кружева наслаждения на и без того разгорячённой, коже… Ах-х-х!.. Это невыносимо!.. И Анюта, всхлипнув, сдаётся… Отбросив ложную скромность, женщина подаётся навстречу его умелым пальцам: да-да, ещё-о-о!..

Ирван не разочаровывает – руки мужчины умело (действительно умело!..) освобождают её от платья и нижнего белья.Он раздвигает колени, Аня инстинктивно напрягается: что, уже?..

Оказывается, не «уже» а «ещё»… Мужчина становится на колени, наклоняется всё ниже и ниже… Он сперва ласкает руками, потом – губами… и Анюта почти сразу же взрывается от полузабытых ощущений беспомощного восторга, восторга и – доверия к партнёру…

Но мужчина не прекращает: его язык то медленно кружит вокруг, заставляя постанывать от предвкушения, то каким-то особо изысканным способом ласкает саму горошину, заставляя женщину сжимать колени и выгибаться в пояснице… Последнее, что Аня помнила –она уже где-то там, наверху, уже в небе, ещё выше… И такой долгожданный взрыв – эмоций, наслаждения, всего, что когда-то сковывало, всего, что оказалось ненужным!..





…Смутно помнилось, как её тело металось по кровати, царапая простыню, вырываясь, издавая какие-то горловые крики, похожие то ли на рычание зверя, то ли на клёкот птиц… Сама женщина в это время была «вне» - словно в сфере чистого наслаждения, пронизывающего её насквозь, причиняющего немыслимое, почти на грани, удовольствие… Это было великолепно, восхитительно, безумно!.. а впрочем – нет слов, чтобы описать это состояние, наверное, их ещё не придумали…

…Какое-то время спустя,  начав ощущать себя по капле, искорке, пылинке, собирая из разрозненных частиц, переживших хаос восторга, уже в своём теле, Анюта ощутила его поцелуй, и тело вновь выгнуло дугой в приближении к оргазму, нирване, чему там ещё!.. А Ирван прижал её, буквально впечатал в себя и коротко вскрикнул, тоже обретая наслаждение…

 

«…Я на огромной высоте, в горах. Это - хребты из красновато-белого песчаника. Вершины их – плоские, как плато. И с этих вершин совершают свои полёты крылатые люди, крылатые, как птицы…

Это прекрасно – видеть, как в красное утреннее небо взмывают крылатые силуэты, все как один – с огромными крыльями больше человеческого роста.

…Белые крылья распахнуты и недвижимы, лишь кончики перьев чуть трепещут, когда ещё один крылатый начинает разбег. А перед многокилометровой пропастью, когда любой бескрылый затормозит в страхе, он – человек ветра - ускоряется, и, уже падая с края плато, раскрывает свои великолепные крылья и издаёт ликующий крик. Он смог, он достиг, он свободен!..

Иногда крылатые позволяют бескрылым ощутить всю пьянящую радость полёта – они несут их на руках.  Это – их женщины, возлюбленные. Когда мужчина падает с обрыва, держа в руках свою женщину, он более бережен и осторожен чем обычно, а женщина – полностью в его власти, но – властвует над ним своим доверием. У крылатых – любовь и полёт – одно…

И я - на руках у крылатого. Он разгоняется, я вцепляюсь в его загорелые, покрытые золотистыми волосками руки, но слышу: «Не бойся. Мы – одно», и паника проходит, уступая место радости. А когда мужчина уже в воздухе, и крылья – огромные белые, как у ангелов, крылья – привычно держат нас в воздухе, я поднимаю глаза на него, и вижу  знакомое серебро в голубых глазах, таких родных, таких…»

***

… Анюта открыла глаза  - какой странный сон! - и обвела взглядом  комнату, вспоминая всё (при этом почему-то свекольно покраснев…) и, заодно - в поисках своего гардероба, стараясь не пялится откровенно на спящего рядом такого притягательного даже во сне мужчину…