Страница 107 из 112
Олег жадно рассматривает мое лицо, не делая ни единой попытки дотронуться. Склонил голову влево, потом вправо. Он любуется и восторгается так, словно перед ним неведомая диковинка. Даже дыхание задерживает, - я определяю по долгому отсутствию пара изо рта, - в благоговении сжимает ладони. Кажется, он думает, что перед ним ангел.
- Прости меня, Алечка, - говорит, поджимая губы. Озаренное радостью лицо грустнеет, счастье уходит, уступая место тяжелым мыслям.
- Милый, - я дотрагиваюсь до его щеки, и он трется о мою ладонь, прикрывая глаза от удовольствия.
- Если бы я только мог повернуть время вспять. Может, хотя бы сегодня ты меня поцелуешь? - шепчет.
- Конечно, - я приближаюсь и касаюсь его губ своими. Сначала осторожно, затем увереннее, в следующую секунду он приоткрывает рот, и я целую сначала его верхнюю губу, затем нижнюю, не обращая внимания на тошнотворный привкус никотина. Так надо сделать, я чувствую.
Мы целуемся несколько минут. Вовсе не так, как делают это истосковавшиеся любовники, скорее, как необходимые друг другу люди. Он ласкает мои губы трепетно и нежно, прикосновения его пальцев к моим шее и голове невесомые, словно Олег боится, что действуй он хотя бы каплю настойчивее, я исчезну. Он будто не верит, что сможет дотронуться до меня по-настоящему, словно я прозрачная. Но я-то знаю, что мы оба живы. Я вцепляюсь в его плечи, не позволяя отстраниться, затем просовываю руку за шиворот, поглаживая его шею и лопатки. Доказывая, что я теплая и самая что ни на есть реальная. Спустя несколько минут он сам начинает понимать это. Отстраняется и смотрит совсем иначе, как за минуту до поцелуя. Прищуривается, анализируя происходящее. Мысленный процесс дается ему с трудом, лоб и переносица покрываются морщинами.
- Олег, это я, Аля, - пытаюсь помочь ему.
Он отрицательно качает головой.
- Не может быть.
- Ты бы никогда не причинил мне вред. Милый, ты все перепутал. Твой папа сделал операцию, я здорова. И еще… теперь верю в твое раскаяние относительно Алины. Отчасти даже понимаю. Я много думала, взвешивала, писала свои изложения. Такие же, как в твоих дневниках. Перечитывала, вспоминала каждый наш день, каждое твое слово. И все поняла. Ты сполна расплатился за ошибку. Хватит с тебя уже.
- Раскаяние относительно Алины? - пораженно переспрашивает он. - Но как? Я же помню, я же видел как ты... а я...
- Олег, но я жива.
Он смотрит вытаращенными, испуганными глазами, а рот безмолвно открывается и закрывается. Снимает шапку и ерошит волосы, больно потянув за кончики. Выражение серых глаз отражает внутреннюю борьбу. Я вижу то безумный блеск, словно там, за радужками пляшут тени невидимых существ - как он сам всегда говорит, «его бесов», то осмысленный и серьезный взгляд, который так хорошо знаю.
- Но тогда... - мямлит он, хватая меня за руку, - все, что я думал, все мои мысли и воспоминания... они не мои. Аля, ты жива! - восклицает, словно сообщая мне эту новость. Я быстро киваю и улыбаюсь, следя за эмоциями, отражающимися на любимом лице: радость, понимание, шок, недоверие, гнев.
- Милый, ты болен, - мягко говорю я, - тебе нужна помощь.
- Мне нужна ты, - взмолился он. Он утыкается мне в колени, прося ласки, и я кладу обе руки ему на голову, глажу и зачем-то дую, словно минус пятнадцати по Цельсию не хватает, чтобы остыть. Просто так надо, я чувствую.
- Аля, у меня болит голова. Так сильно болит. Все перемешалось. Мне очень больно.
- Потерпи, - шепчу я, продолжая гладить и одновременно кивая санитарам, что пора.
Как только к нам приближается персонал больницы, Олег вскакивает на ноги, начинает возмущаться и сопротивляться. Он боится снова оказаться в одиночестве, ему требуется мое присутствие, как физическое доказательство того, что беда, которая убивала его последние недели, ненастоящая.
Ему на самом деле плохо. Лицо и тело горят, температура поднялась на два градуса. Моральная, психологическая боль каким-то образом переросла в физическую. Словно внутри кипит борьба реальности с безумными идеями, порожденными болезнью. Мы оба балансируем над ямой, обителью его демонов, не желающих, чтобы он снова поверил в возможность счастья. Но я жива. И все порожденные недугом аргументы разбиваются об этот факт вдребезги. Я рядом все то время, что требуется. Держу его за руку, шепчу бессмысленные слова.
А на следующий день он просыпается, и мы с его родителями читаем в серых глазах острое желание жить.