Страница 75 из 93
— Желает ли кто-нибудь говорить за Долгузагара, сына Мэнэльзагара, в этих делах?
Гнетущая тишина, наполненная сдерживаемым гневом.
— Да, государь, — вдруг раздался голос.
Ошеломленный, Долгузагар повернулся к Орлину и уставился на следопыта, который все еще сматывал свой бесконечный, как жизнь эльфа, свиток. Тот невозмутимо смотрел на подсудимого своими до странности знакомыми глазами.
— Теперь я буду говорить как защитник. Мне известно, что на самом деле решение о расправе над заложниками принял другой человек, командир того отряда, который явился на выручку Двум Мечам. Именно он отдал приказ, который выполнил Долгузагар Мэнэльзагаро.
— Откуда вы знаете?! — воскликнул морадан. — Это невозможно!
— Это правда? — быстро спросил Исильдур.
— Да, но...
— Тогда пусть говорит свидетель, — приказал король.
Следопыт чуть развел руками.
— Я, собственно, не свидетель, а лишь передаю слова свидетеля — харадца по имени Иткуль, сын Сегеба, вестового лейтенанта отряда Двух Мечей.
— Вестового? Вестового Тахира? Но он же погиб в стычке с пограничниками!
— Не погиб, — поправил собеседника Орлин. — Вестовой был тяжело ранен и попал в плен. Именно он передал ваш разговор с этим, по всей видимости, высокопоставленным мораданом.
И следопыт наконец убрал скрученный свиток себе за пазуху.
— Когда ты сказал, что принимаешь на себя ответственность за казнь заложников, ты имел в виду ответственность за исполнение данного тебе приказа? — спросил Исильдур у Долгузагара.
— Да.
— Почему?
— Потому что это я изменил своему слову. А не тот, кто отдал мне приказ.
Король внимательно смотрел на морадана.
— Верно ли, что человек, отдавший тебе преступный приказ, мог сам убить заложников и тогда ты остался бы в стороне и не запятнал себя вероломством?
— Обещание все равно было бы нарушено, — хрипло произнес Долгузагар. — Это была бы уловка, пустая и... недостойная. Хуже бесчестья только попытка скрыть его притворством.
— Ты дал слово отпустить заложников, не имея намерения его нарушить?
— Я никогда не даю слово, намереваясь его нарушить! — с вызовом ответил морадан. — Но это ничего не меняет: кара за выполнение преступного приказа, вероломство и казнь невинных — смерть.
— Не ты вершишь здесь суд, а я, — произнес Исильдур.
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, затем Долгузагар опустил взгляд и пробормотал «Простите».
— С делами довоенными, мыслю, покончено, — и король обратился к Орлину: — Что дальше?
— В начале войны Долгузагар Мэнэльзагаро и его отряд были частью сил Саурона, захвативших Харондор и Арнэн и штурмовавших Осгилиат. После Дагорлада он с остатками своих людей отступил через Эрэд Литуи в Барад-дур, откуда устраивал вылазки во время всего осадного сидения.
Морадан кивнул, довольный, что на сей раз следопыт не стал мельчить, а изложил все коротко и ясно. Однако Исильдур смотрел на Орлина, словно ожидал продолжения.
— Мне неизвестно ни о каких преступлениях Долгузагара, сына Мэнэльзагара, совершенных за двенадцать лет войны, — добавил следопыт.
Подсудимый открыл от изумления рот, но оробел вставить слово.
— Кто желает обвинить этого человека в преступлениях, совершенных во время войны? — спросил король, обращаясь ко всем присутствующим.
Ответом ему был молчание. Пораженный, Долгузагар обвел взглядом людей в шатре: арнорские и гондорские дунэдайн, лорды и рыцари, по-прежнему глядели на него враждебно, но не спешили сделать шаг в круг света.
— Если здесь есть те, кто желает обвинить Долгузагара, сына Мэнэльзагара, в преступлениях, совершенных против Гондора и его союзников во время войны с Сауроном и осады Барад-дура, пусть сделают это сейчас или не делают никогда.
Снова молчание. Морадан не выдержал.
— Прошу прощения, государь, но здесь какая-то ошибка.
Исильдур кивнул ему:
— Продолжай.
Долгузагар не знал, что и как сказать.
— Я... я сражался на стороне вашего врага... — произнес он, чувствуя себя глупо, — я служил Саурону.
Тут его осенило:
— Я был комендантом Седьмого уровня Темной Башни!
Король не сводил с него пристального взора:
— Даже слугу Неназываемого законы дунэдайн оправдывают в деяниях, связанных с войной, включая убийство и пленение противника. При условии, что тебе не случалось в это время нарушать обычаи «честной войны».
Исильдур умолк, и некоторое время они с Долгузагаром смотрели друг на друга. Морадан вконец растерялся.
Король вздохнул и продолжал сам:
— Случалось ли тебе, сын Мэнэльзагара, пытать и убивать пленных? Прибегать к отравленному оружию? Глумиться над трупами? Нарушать перемирие, убивать вестников или послов? Использовать ведение переговоров как военную хитрость? Порабощать чужую волю черной магией? Отдавать другим приказы о совершении таковых преступлений?
Тот нахмурился.
— Хоть я и не посвященный маг, однако владею черной магией. Но не настолько, чтобы поработить чью-нибудь волю. На моих мечах тоже лежат... мрачные чары.
— Применение черной магии, кроме как для подчинения чужой воли, не есть провинность, оно является отягчающим обстоятельством лишь при совершении иных преступлений, — вставил Орлин.
— Но если магия, которой я владею, действует во время схватки... а мой противник ее лишен... — недоумевал Долгузагар.