Страница 12 из 93
Рыбы очень нежны, душевно ранимы, чувствительны и мало приспособлены для жизни в этом огромном и жестоком мире.
Астрологический справочник
Неподалеку журчала вода. Причем странно, словно текла на открытом воздухе: звук отдавался не так, как в базальтовых водоводах Башни или в темницах, специально построенных, чтобы узника сводил с ума шум воды, бегущей за стеной непреодолимого камня.
Что за странный обман слуха, спросонья удивился комендант Седьмого уровня, пытаясь нашарить плащ, которым укрывался, ночуя в караулке: в себя он пришел от неизвестно откуда взявшегося холодного сквозняка. Необычное какое-то похмелье. Или его опять лихорадит от старой раны?
Рука Долгузагара никак не могла добраться до края каменного ложа: неловкие пальцы запутались то ли в каком-то странном меху, то ли в чьих-то волосах, скользких и прохладных на ощупь. Что такое? Комендант приподнял голову и открыл глаза.
Было так, как будто со всех его чувств сорвали повязку: Долгузагар увидел траву, в которой запутались его пальцы, услышал шум воды, ощутил жажду, холод, которым тянуло от ручья, боль в раненом плече и рукоять меча, упершуюся ему в бок, почуял запах живой земли и теплого конского навоза. Где-то рядом фыркали и позвякивали упряжью.
Преодолевая головокружение, комендант сел, стараясь не тревожить больное плечо. Стояла ночь, но под сумрачным небом Долгузагар разглядел укромную долину между невысокими грядами скал. А на фоне скал — смутные очертания лошади.
Надо же, какой странный сон — не иначе как морок от эльфийского оружия. С Долгузагаром уже было нечто в этом роде, после того как во время вылазки эльфийская стрела пробила кольчугу и глубоко вонзилась в грудь. Изар с трудом вытащил коменданта обратно в мир живых — впрочем, тогда еще не коменданта, поскольку Долгузагара сделали комендантом Седьмого уровня как раз после этой истории.
Вода журчала за спиной, и Долгузагару вдруг нестерпимо захотелось пить — морок, не морок. Не рискуя встать, он попробовал ползти к воде на четвереньках, опираясь на здоровую руку, но ему сильно мешали мечи. Тогда он снова лег и, расстегнув пояс, выполз из него, словно змея, сбрасывающая кожу.
На берегу Долгузагар по-звериному припал к реке, опустив лицо в студеную воду. Вода утоляла жажду и сводила мышцы ознобом. Значит, где бы он ни был, он не в эльфийском мороке. В голове у Долгузагара чуть-чуть прояснилось, но сил не было ни на что. Он с трудом выбрался обратно и лег, положив руку на рукоять меча и пристроив голову на кочку. Он хотел подозвать лошадь, но, едва успев сложить губы для свиста, соскользнул по пологому склону в глубокую темную долину.
Время шло в чередовании сна и яви, и явь можно было отличить ото сна только напившись ледяной воды из реки. После этого приходил покойный, без сновидений, сон, который, однако, со временем истончался, словно протершаяся от носки ткань, и тогда в него начинали в невообразимом порядке вплетаться обрывки реальности, заставляя Долгузагара метаться в тенетах сна. Состояние знакомое, но от того не более приятное. Очнувшись под светло-серым или темно-серым небом, он снова полз по песку к реке и пил, опуская лицо в обжигающую холодом воду и возвращая себе ощущение реальности, а потом опять бессильно проваливался в сон, сжимая в руке меч и пытаясь вспомнить, была ли лошадь на самом деле или она только привиделась ему.
Потом безостановочное кружение образов прекратилось, как будто в колесо воткнули палку: Долгузагар проснулся. Не успев даже открыть глаз, он полностью осознал себя и окружающий мир: он знал, что пробудился как по сигналу для подъема — по которому привык вставать каждое утро. И знал, что лежит на открытом месте, недалеко от проточной воды, сжимая в правой руке меч. Левое плечо болело, но несильно, и по опыту многочисленных ранений и излечений Долгузагар знал, что лихорадка прошла и кризис миновал.
Подивившись столь легкому выздоровлению, комендант открыл глаза. Хмурый день еще не успел сменить полумрак утра. Сев и оглядевшись, Долгузагар признал свой первый сон, про долину. Ее песчаное дно с редкими кочками травы было светлее и темных, как железо, невысоких иззубренных утесов, и пасмурного неба. А на фоне скалистой гряды, точно там, где и раньше, он увидел силуэт лошади — как будто с того момента, когда он первый раз пришел в себя, время не двигалось.
Комендант поднялся и, почти не шатаясь, побрел к речке-ручейку, бежавшему посреди долины по каменистому руслу. Но вместо того, чтобы, как полагается настоящему военному, пить из горсти, он словно новобранец опустился на колени, на гальку и припал к воде губами, несмотря на то, что больное плечо обожгло огнем.
Вода была такая, как он помнил: холодная и чистая. Долгузагар встал, вытер рукавом онемевшие губы и пошел к лошади. В сумерках было не совсем понятно, какой она масти, но вроде бы гнедая и без отметин.
Когда комендант приблизился, лошадь подняла голову. Долгузагар протянул ей руку обнюхать, а потом осторожно погладил пальцами нос. Кобыла фыркнула, обдав нового знакомого запахом жеваной травы, и комендант потрепал ее по скуле. Уздечки на лошади не было, только оголовье на эльфийский манер.
Комендант вдруг пошатнулся и упал бы, если бы не перекинул руку через холку. Сползая на землю, он почувствовал, что гнедая осторожно опускается вместе с ним. Спиной и раненым плечом, которое сквозь располосованный подкольчужник холодил ветер, Долгузагар благодарно привалился к теплому дышащему боку и отпустил себя в крепкий сон, остойчивый, словно галеон.
Когда комендант снова проснулся, ему показалось, что над ним горит светильник: на лицо волнами накатывало тепло, а сквозь сомкнутые веки сочился розоватый свет. Еще одно полузабытое ощущение.
Долгузагар открыл глаза и тут же зажмурился: пелена облаков сильно поредела, сквозь нее просвечивало похожее на золотую монету солнце, а на западном горизонте сияла лазурная полоска.