Страница 85 из 87
– Увы, скорее напротив, – потупился на мгновение гость. – В одной из книг сих обнаружена настоящая уника – поэма древнерусская, творение неведомого отечественного Оссиана. Возник замысел сие сочинение, дав ему ученое истолкование и переведя на нынешнее наречие, предать типографскому тиснению. И вот что… Граф решил, что такие редкости куда лучше сохранятся в его собственной библиотеке.
– Не назову решение его сиятельства похвальным, – пробурчал старик.
– Неужто ваш келейник вам не рассказал, что оставшихся в здании монастырских книг никто не стережет, что книг и свитков в башнях и на переходах валяются целые вороха? Мальчишки вырывают заставки да золотые инициалы и наклеивают на лопухи!
– Это давно уже не монастырь, сие теперь архиерейский дом, вам и отвечать за безобразия, господине отче.
– Вот как? Граф просит у вас благословения и испрашивает позволения объявить в случае необходимости, что купил сии книги у вас, отче, из собственной вашей библиотеки.
– Благодарю покорно, господин отче, – старик схватился за сердце. – Моя библиотека собрана на деньги, честным трудом заработанные, между прочим, и печатанием душеполезных книг, мною самим составленных, в Чернигове, Петербурге и тут, в Ярославле. Когда же сгорела библиотека моей славной alma mater, Академии Киево-могилянской, я отправил туда книги собственные, и от моих трудов также, для посильного восполнения. А ваш друг и начальник просит разрешения объявить меня книжным вором!
Архиепископ, несколько стушевавшись, поднялся с кресла и прошелся, шаркая сияющими сапогами, по периметру кельи, обозревая полки, заставленные книгами до самого потолка. Снова уселся, оправив полы шелковой рясы, словно дама юбку. Во время проходки приметил он, что высокая ранее стопка переплетенных экземпляров последней книги Иоиля «Истина, или Выписка о Истине», стоявшая прямо на полу, уменьшилась на две трети. Старик не бедствует, нет, а до денег и ранее не был особенно лаком…
– Ну что ж, отче, нет, так нет, – вздохнул. – В таком случае я прикажу в описи ваши «Отдан» счистить, а взамен написать, что за ветхостью и согнитием уничтожены. Вы не возражаете, надеюсь?
Отец Иоиль только руками развел.
– И кстати, его сиятельство спрашивали, не желаете ли вы, отчинька, продать ему свою библиотеку, о которой по Ярославлю сказки рассказывают, а он их в здешнем своем имении слыхал?
Подумав, ответил Иоиль:
– Передайте его сиятельству, что я благодарен за внимание к моей скромной персоне, да только не могу я сейчас расстаться с книгами: они мне в старости моей и друзья единственные, и хе-хе-хе, коханки ненаглядные. А после смерти моей завещал я библиотеку любимому детищу своему – Ярославской нашей семинарии.
– Завещание уже написано? – поинтересовался архиепископ. И снова пошарил взглядом по полкам.
– И свидетели руку приложили, как положено.
– Что ж, не буду мешать вашим трудам, отче.
Отец Иоиль проводил сановного посетителя до двери, потом, тяжело дыша, вернулся в свое покойное кресло. Постепенно дыхание успокоилось, но не улеглось в душе праведное возмущение. Давненько не писал старик душеполезных виршей, драм и комедий, давно не читал ярославцам проповедей, однако до сих пор любил в минуты душевного подъема как бы слово перед невидимой паствой произнести, и вот что изрекал он тогда неслышно:
«Нынче ваше время и власть тьмы! Безумный ваш император отменил патриаршество и поставил управлять православной церковью кучку чиновников-взяточников! Ваша царица-немка отобрала у монастырей землю и закрыла добрую половину православных обителей! Теперь православный архиепископ заискивает перед обер-прокурором синода и, чтобы светскому своему начальству угодить, ворует древние книги, церкви православной принадлежащие!»
А потом успокоился немного старый чернец, и потекли его мысли по иному руслу. И вот что забормотал он про себя:
«Нынче новое время и власть Просвещения! Уже не одна церковь о просвещении народа заботится, а и светская власть. Императрица пишет комедии и издает сатирический журнал, её вельможи, оставив роговую музыку и бесстыдный разврат, собирают и изучают старинные рукописи. Разве плохо, если место крепостных сералей занимают театры и библиотеки? Поднимают просвещенные россияне свои головы, рабски склоненные перед учеными немцами, и не верят уже в иноземные басни, будто древняя Русь была лишь средоточием азиатчины и дикого невежества. Пусть и не верится мне, что соблазнительное своим язычеством ораторское сочиненьице из Спасского Хронографа уместно приравнять к творениям Гомера или новонайденного барда Оссиана, да послужит и оно просвещению отчизны!»
Из беседы бродяг Семена Гудка и Спирьки Непомнящего.
Москва, подвал особняка графа Мусина-Пушкина в Басманной части, на Разгуляе, 8 октября 1812 года
Пито было с утра, как в лучших домах Лондона, вот только кислое графское вино голодные желудки бродяг еле уже принимали, однако лучшего питья сегодня не нашлось. Семен и Спирька устроились на каменном полу подвала сразу возле лестницы, развели огонь на оставленном французскими солдатами пыльном кострище. Пили прямо из бутылок, не боясь пораниться об отбитые горлышки. Слева темнел вход в винный погреб, который лягушатники, как ни старались, так и не смогли до конца опустошить, там поблескивала куча зеленого бутылочного стекла. Справа такой же сводчатый проход был наскоро заложен кирпичом, а в нем выбита большая овальная дыра. Из дыры воняло, как из общественного нужника на Хитровке.