Страница 7 из 90
– Рад видеть тебя очнувшимся, посол! Позволь не поверить тебе, если вдруг пожелаешь мне объяснить, что всю ночь собирался в дорогу… Нет, только любовные труды погружают мужчину в такой крепкий сон. Глядел я на тебя и завидовал от чистого сердца! Ано! Надеюсь, что я не обидел тебя, посол: ведь ты вовсе не обязан мне что-либо объяснять.
Сперва нахмурился Хотен, проникая в смысл сказанного: очень уж своеобразно произносил Марко общие для славян слова. Поняв же, широко улыбнулся:
– У нас с тобою впереди такой долгий путь, друг мой Марко! И не думал я на тебя обижаться, тем более, что твоя догадка верна. Вот только грех с моей стороны не так велик, как ты думаешь: я ведь холост…, то есть давно уже вдовец.
– Могу только порадоваться за тебя, посол! Нет, не тому, что ты так рано лишился жены, нет… Счастлив ты, что женщины тебя любят. Однако же позволь дать тебе совет. Будь в моей стране поосторожней, особливо с мадьярками: они женщины пылкие, скорые и на любовь и на ненависть, а вот мужья их слишком ревнивы: чуть что, хватаются за меч и руку уже не сдерживают. Поберегись!
– Ну, разумеется, я поберегусь, – снова улыбнулся Хотен. Зевнул, едва не вывернул челюсти, и продолжил. – И, уж поскольку вытребован я твоим королем именно как умелый сыщик, вовсе не собираюсь я гневить и натравливать на себя мадьярских вельмож, приударяя за их женами. Однако, Марко, показалось мне, что ты только что сказал о мадьярках и мадьярах как будто со стороны, да и говоришь ты по-славянски… Правильно ли я понял, посол, что сам ты славянин, а у мадьярского короля на службе?
– На вопрос твой так сразу не ответить, потому что речь пойдет о непростом государственном устройстве нашего королевства. Я же предпочел бы сначала познакомить тебя со словами моего короля, обращенными к твоему великому князю, и сделать это я хотел бы сейчас, а не в замке, где меня могут услышать лишние уши.
Хотен быстро огляделся, прикинул расстояние, оставшееся до Белгорода. Слава богу, много раз доводилось ему скакать этой дорогой. Да, день клонится к вечеру, однако солнце еще довольно высоко…
– У нас не меньше двух часов времени, друг Марко. Мы проедем через Киевские ворота Белгорода только в сумерки. Так что поведай, пожалуйста, сначала, как устроено Угорское королевство. Ведь если придется ловить преступника (а зачем еще мог бы вызывать меня король Гейза?), всякое знание о твоей стране будет для меня драгоценно.
Марко пожал тонкими, почти женскими плечами. Вздохнул.
– Будь по-твоему, посол. Начну с себя. Я славянин, из племени словаков, принадлежу по отцу к старинному, по-вашему боярскому роду, который ведет свое происхождение от князя словацкого Мирослава, убитого, когда венгры пришли на нашу землю. Меня назвали в его честь, а христианское мое имя Петр. Мои свободные соплеменники вышли из лесов и покорились мадьярской короне только при святом Иштване, когда этот благословенный король устроил справедливое для всех жителей страны государство в Венгрии. Тогда другой мой предок, Властимил, стал жупаном Словацкой жупы, одной из семидесяти земель, вошедших в Венгерское королевство. Дед мой несчастливый свое жупанство потерял, и теперь я служу доброму королю Гейзе при его дворе. Gente Slavonian sum, natione Ungarian. Вот так.
– Генте славянин… Переведи, пожалуйста.
– А… Понял. Я сказал на латыни: «Я родом славянин, а державою мадьяр». Святой король Иштван (а по-нашему Степан) написал в своем государственном завещании: «Держава одного языка и обычая бессильна и непрочна». По установлениям святого короля Иштвана, все мы мадьяры – и угры родом, и славяне, и румыны, и немцы, и половцы. Рабство король Иштван отменил. Все мы равны перед королем, а общий для всех нас язык – латынь. Он и для суда и для указов королевских. Итак, мы все разнимся по вере и обычаям, однако отчизна у нас теперь одна.
Такое трудно было сразу переварить, и Хотен задумался. Он прекрасно помнил, что мадьярское войско, которое лет десять тому назад участвовало в молниеносном походе великого князя Изяслава на Киев, сплошь состояло из смуглых, черноволосых и диковатых с виду всадников, перекликавших на языке, не похожем даже на половецкий. Нелепо было бы подозревать оживших этих Китоврасов, этих человекоконей, и в знании ученой латыни. Однако же в чужой монастырь со своим уставом не суйся… Будет на месте, сам во всем разберется. И он спросил только:
– А ты при дворе королевском в каком чину, друг Марко?
– Я стольник, – усмехнулся мадьярец, он же словак. – В чину, как видишь, небольшом, хоть и название у моего чина звучное, красивое: officiantus по-латыни. Но в случае, если с моей помощью ты выполнишь королевское поручение, обещано мне его величеством, что в стольниках не засижусь. Ано, забыл тебе сказать, я к тебе приставлен до самого отъезда твоего из королевства.
– Прости, но что значит по-вашему «ано»?
– По-вашему, у русичей, это «да»… Прости, я старался говорить, как вы, русичи, ведь много болтал с русскими фрейлинами королевы Фрузцины. А теперь, прошу тебя, держись ближе ко мне, я буду повторять посольские речи вполголоса.
Густой сосновый лес стеной стоял по обеим сторонам дороги, а она то спускалась под уклон, то поднималась к вершине холма, и тогда две колеи и широкая полоса, выбитая копытами в высокой траве, как будто обрывалась прямо в небе. Много раз придется еще Хотену вспомнить сказанное ему здесь Марко, и каждый раз эти слова будет сопровождать эта мирная картина родной земли.