Тайный ужас короля Гейзы

Снаружи, чуть ли не под самой дверью, Хотен едва не споткнулся о братца Жака, присевшего возле раненого охранника. Чернец перекрестил спокойное лицо парня и поднялся на ноги.

– Неужели?

– Mortus. Он йе мертвы.

– Жаль. Я всё-таки надеялся… Марко, подожди, прошу! Скажи святому отцу, что король приказал ему внимательно осмотреть всю келью, не пропало ли чего ценного. И от меня скажи, что чернеца можно обряжать к похоронам.

– Ано!

– Прилепа, пошли! Соберешь меня и поможешь переодеться.

Оказалось, что Прилепа как раз замочила в золе походную одежду Хотена, чтобы утром постирать. Посему вернулся сыщик во дворец в новом своем мадьярском, ладно сидевшем на нем наряде, но в старых сапогах. Кольчуга добавляла уверенности, равно как и огниво на поясе. Беспокоил разве что меч… Однако Марко раздобыл не только два фонаря, но и короткое, удобное для схватки в узком подземном ходу оружие. Не скрамасакс, конечно, и вообще не меч, если по правде, однако большой широкий кинжал. Хмырь, тоже в кольчуге, имел на спине две заячьи шубы, заботливо свернутые Прилепой.

Вот и дыра в дощатом полу, снова отверстая. Вот такой же где-то в варяжских землях и в огненное пекло имеется вход. Он перекрестился и нащупал ногой первую ступеньку идущей круто вниз деревянной лестницы… В ходе оказалось на удивление сухо, и это позволяло надеяться, что дерево перекладин не прогнило, но вот что странно: запах крови, естественный в келье, не ослабевал и внизу. Хотен остановился, и сапожище Хмыря чуть не опустилось ему на голову.

Оказалось, что жерди лестницы упирались в площадку с двумя ответвлениями подземного хода. Одно круто спускалось вниз, второе шло на уровне пола площадки. Пока спускался на площадку Хмырь, его хозяин успел осмотреться. Площадь и без того тесной рукотворной пещеры сильно ограничивала стенка из камней, выложенная всухую у кирпичной стены между ответвлениями. Светлая сухая глина насыпана была под камнями и целая горка её – у входа в боковое ответвление.

– Кому же понадобилась бывшая комната фрейлин? – проговорил Хотен.

– Ась, хозяин?

– Не твое дело! Вот, сторожи сей спуск. А я проверю боковой ход.        

Запах крови усилился. Хотен добыл со спины оружие и остолбенел. Из-за ближайшего поворота торчали две маленькие ноги в белых чулках. Одна была в обувке, похожей на постолы, на второй из чулка высовывался оттопыренный большой палец. Он продвинулся вперед и убедился, что ход перекрыт трупом белокурой женки с широко открытыми голубыми глазами, сидевшей с перерезанным горлом и длинной верёвкой на шее. Во рту кляп из тряпки, из её платка, вполне возможно, потому что голова непокрыта. Темная юбка задралась, ноги выше щиколоток оказались в колотых ранах, а белые чулки замараны кровью. Хотен накрыл ладонью ногу в продранном чулке (теплой она оказалась), наморщил лоб и попятился. И пятился, пока не оказался на площадке.

– Что там, хозяин? Мы опять нашли клад?

– Если бы… – вздохнул Хотен. – Там мертвая баба. Зарезанная. Смотри, чтобы не запачкаться кровью, потому что тебе придется вытащить её сюда и поднять наверх, в келью. Фонарь оставь, когда полезешь.

– Не мое дело, не мое дело… А сие, говоришь, мое дело?

Увы, Хотену не удалось подумать в одиночестве. Хмырь, с мертвой незнакомкой на плечах, сорвался с лестницы, разломав пару нижних перекладин. Хотен поздравил себя с тем, что убрал подальше оба фонаря.

– Ладно, – заявил Хотен, когда его оруженосец, оцарапавший вдобавок ко всему ляжку и разорвавший штаны, высказал всё, что у него оказалось на языке. – Ладно, меня покойница тоже стукнула головой. А я рот свой попусту не разеваю, как ты. Теперь давай подложим под лестницей камней, а поднимешь ты бабу на веревке. 

– За шею? Как бы не того, не оторвать…

– Дурак! Развяжи веревку на шее и обвяжи покойницу под руками. Потом поднимешь наверх… Да сам, без неё сперва! Раздобудешь там длинную верёвку и спустишь сюда. И смотри, чтобы не гнилая оказалась.

Не обращая внимания на звуки, издаваемые в колодце Хмырем, Хотен присел на корточки под стеной. Пришлось еще ужаться, чтобы не наступить сапогом на раскинувшиеся на каменном полу белокурые волосы. Отвел Хотен глаза и потушил больший из фонарей, чтобы не расходовать без толку свечку. Рассмотреть всё, на что стоило обратить внимание, он уже успел, а размышлять о том, была ли покойная при жизни краше, чем нынче, ему не хотелось. Понять бы, что с женкой произошло.

Ясно покамест одно: это та самая помощница убийцы, что выманила Чабу на колокольню. Допустим, убийца уехал из крепости вместе со всеми, потом вернулся подземным ходом… Куда? В бывшую комнату фрейлин, скорее всего. Далее, нашел в замке эту несчастную. Если они договорились встретиться в условленном месте, в той же комнате, возможность того, что его кто-нибудь в крепости заметил, становится ничтожной. Он заставил бедную спуститься и зарезал уже под землей. Спускался в колодец первым, а её тащил за шею на веревке, а чтобы слушалась, тыкал кинжалом в ноги… Это как же, спрашивается, нужно ненавидеть женщин? Нет, братец Жак на такое неспособен. Тот, кто много говорит о чем-то, как раз и не делает того, чем грозится, и сколько людей вслух проклинают порок, а сами ему предаются? Однако убийца, вполне возможно, был крепко обижен бабами, это кое-что нам дает. А вот если именно сия несчастная ему досадила? Едва ли, такое было бы настоящим подарком судьбы…

Почему он закупорил мертвым телом выход из подземного хода в бывшую комнату фрейлин? Неужели потому, что решил больше этим выходом не пользоваться? Значит ли это, что собирается вернуться в келью Ансельма – однако не дурак же он? Нет, не глуп, хоть, скорее всего, и безумен. Но если он вовсе не собирается проникать в крепость по подземному ходу, засада у нижнего выхода теряет смысл… А если и не теряет, самому Хотену караулить там теперь ни к чему.