Страница 59 из 90
– Того?
Тут немец, внимательно прислушивавшийся к переводу, ухмыльнулся и сделал несколько непристойных телодвижений.
– Понятно…
– Карлус сказал, что едва ли тебе понятно. Лизка тебя, пришельца из киевских лесов, перехитрит и высмеет. Кстати, ради неё бедный Чаба не полез бы на колокольню: они уже сходились раньше, а кому нравится подогретый луковый суп?
– А грамотку любовную от другой хрелины она могла бы передать? – у Хотена глаза загорелись.
– Лизка? Да запросто. Такая затейница… Да и не стала бы она ревновать Чабу.
– Весело вы тут живете… – протянул Хотен. – Ладно, сего не переводи, Марко.
Вот Хотен и дома. Дома? Что значит кочевая жизнь, теперь и сея каморка для него дом… Впрочем, непонятно, как в ней обитать зимою, ведь печки нет. Следовательно, надо скорее покончить с делами и уехать до холодов. Глаза у Хотена слипались, он отмахнулся от визгливых упрёков Прилепы и свалился на постель.
Глава 17. Застольные беседы братца Жака и неожиданное окончание скучного вечера
Казалось бы, только мгновением раньше приклонил Хотен голову к подушке, а уже снова будят… Стук, позванивание железок и ковыряние у двери. Он поднял голову: на входе возился мужик в длинном кожаном фартуке и стоптанных сапогах. За окошком пасмурно, в светелке темновато.
– Проснулся наконец, гуляка? – нежно спросил голос Прилепы. – Тебе дважды приносили еду с королевского стола. Завтрак я уж сама приела, а обед вон стоит, тебя ждет.
Значит, не пасмурно, а сумерки уже. Расставлена ли охрана? Хотя… Если до сих пор не разбудили, значит все, о ком забота, живы. А пойти да проверить не помешает.
– Эй! А там кто возится? – спросил.
– Да я слесаря позвала. Не запиралось ведь у нас. Пусть засов поставит, чтобы хоть изнутри на ночь закрыться.
– Нечего тут воровать…
– А мой серебряный поясок? Очень мне хочется его в Киев, домой довезти, соседкам похвастаться. Вот Блажей говорит, что раньше тут накладной замок стоял да сломался, а то, мол, можно было запирать ключом – и снаружи, и изнутри.
– А как ты поняла его речи? Марко помог? Марко приходил?
– Да он же словак. Чего там не понять?
– Добри вэчэр, панэ. Бывал сом у рутэниан, – неожиданно прогудел мужик. Одутловатое лицо его, полускрытое в бороде, показалось Хотену знакомым.
– Я о Марко спрашивал, ключница, – буркнул Хотен, кивнув бородатому слесарю.
– Да был он здесь, был, твой Марко. Тоже мне пан – вчера большой господин, сегодня толмач! – подняла голос Прилеп, снова недовольная. – В последний раз посмеялся: долго, дескать, спишь.
Хотен потянулся, выскочил на двор, а вернувшись, уселся за стол повеселевшим. На столешнице, изрезанной перочинными ножами, простелено полотенце, а на нем стояли две глиняные миски с огненными мадьярскими яствами и лежала отечественная деревянная ложка. В глиняной же кружке темнело вино. Он сунул нос в кружку и заныл:
– Не могу я без конца заливаться хмельным! На конце мочала начинай сначала… Прилепа, а у нас совсем нет кваску?
– Какой тебе еще тут квас? – возмутилась она. – Уж пей, хозяин, что дают. А то вот работнику отдай.
Слесарь мигом выпил вино и тут же выбежал с кружкой, пообещав, что принесет родниковой воды.
Хотен успел наполовину опустошить миску без меры наперченной и щедрой рукою посоленной зайчатины, когда пришли братец Жак и Марко. Братец Жак стукнулся сандалией (а заодно голым большим пальцем) о ящик со слесарными орудиями, брошенный слесарем Блажеем у порога, а Марко, предупрежденный его жалобным воплем, преграду перешагнул. Хотен пригласил гостей присесть к стволу и угощаться. Марко отказался, поскольку уже отобедал, однако чернец соблазнился жареной фазаньей ногой, ухватив её за косточку.
– Вообще же, – заявил он с набитым ртом, – во время еды новейший франкский обычай требует надевать особые перчатки…
– А костями когда станем швыряться, – перебил его Хотен, – сейчас или отобедав сперва?
Брат Жак ухмыльнулся.
– Могу предложить и более изысканный способ отбить у человека удовольствие от еды. Знаешь ли ты, насмешник из киевских лесов, что в монастырях во время трапезы заведено громогласно читать жития святых? Твой кивок принимаю за безмолвное «да», посол. А заодно и за согласие выслушать историю de jesta Ungarium, о деяниях мадьяр на поприще христианской агиологии. То бишь в творении святых.
– Прости, святый отче, но у меня голова сам знаешь, чем забита…
– Разве я тебя уже не уверял, посол, что тем легче раскроешь преступление, чем лучше поймешь мадьяр? – тут братец Жак осмотрел со всех сторон дочиста обглоданную косточку, протянул её зачем-то Прилепе и принялся выбирать для себя новый кусок. Отвлекся от сего занятия, потому что присоединился к Марко, с упорным вниманием, что ни говори, зряшным, наблюдавшему за молодой ключницей. Та запустила, наконец, костью в появившуюся возле двери собаку. Брат Жак зачем-то вздохнул, запустил зубы в новый кусок мяса, и продолжил, снова с набитым ртом. – Тебе уж, небось, известны истории первых мадьярских святых – святого короля Иштвана и сына его святого королевича Имре, а также святого отца Герарда?
– Их тут каждая собака знает, – не смолчала Прилепа и перекрестилась.
Тем временем Хотену пришло в голову, что он чего-то в ней не видит, в своей ключнице. Чего-то, доступного упорным взорам этих мадьяр.