Страница 54 из 90
– Карлус! Друг! – вскричал Хотен. – Поднимай охрану дворца, чтобы окружили толпу. Никто не имеет права уйти, пока я с ним не переговорю! Из тех, кто внутри дворца, и так никто не уйдет. Пошли пару стражников, чтобы всех там подняли и привели сюда.
Пока Марко переводил, Хотен, пятясь и держа кинжал Чабы перед собою острием наружу, выбрался из толпы прежде, чем она возмущенно загудела. Рядом с ним встали сенешалк Карлус с обнаженным мечом, Прилепа, державшая Хотенов меч в ножнах, как палку, и безоружный заспанный Хмырь. Толпа, ворча, отхлынула.
– Почему бы тебе, посол, не отпустить бабьё? – вопросил из-за спины сенешалка Марко.
– А почему это ты, друг Марко, столь припозднился? – сквозь зубы процедил Хотен. Огляделся коротко и сунул факел Хмырю.
Тут затопали сапогами по булыжнику стражники из спавшей смены. Хотен вздохнул посвободнее. Хмырь принес скамейку, на неё уселись – сенешаль по правую руку от Хотена, Марко по левую. Сразу же отпустили Ансельма, воспитателя королевича, а кроме сего монаха, еще трех тучных стариков, которые при всем желании не сумели бы спуститься по веревке с колокольни десяти саженей, не менее, высотой. Затем отправили слуг и служанок, только Хотен требовал, чтобы все показывали ему ладони.
По настоянию сенешалка, теперь первыми должны были выслушать и отпустить фрейлин. Хотен пожал плечами и попросил у каждой спрашивать, не заметила ли она этой ночью чего-нибудь подозрительного или необычного. Тем временем Хмырь принес ему бересту и раздобыл у слуг маленькую скамеечку. Хотен поставил на неё ногу, положил на колено пласт бересты и снял с пояса писало. Теперь он мог при необходимости записать то, что посчитает действительно важным.
Фрейлины тарахтели наперебой, однако, как и можно было предугадать, несли сущую чепуху. Хотен встрепенулся только тогда, когда перед скамейкой оказалась стройная молодая женщина, в отличие от прочих не только полностью одетая и обутая (о последнем свидетельствовала вставленная из-под длинного платья маленькая ножка), но и тщательно накрашенная. Жаль, лицо страшненькое, хоть и живое, и белила да румяна не очень помогают...
– Почему ты полностью одета, почтенная госпожа?
– Потому что, в отличие от глупеньких красоток, не могу себе позволить выйти к мужчинам не в полном порядке. А ручки у меня красивые, и не только ручки… Вот посмотри, посол.
И она сама протянула ему ладони. Может быть, и ладные, но главное, что без ссадин от веревки.
– Ты не видела никого, никто не шел тебе навстречу в переходах дворца?
– Я слишком спешила, чтобы обращать внимание на встречных…
– И всё-таки дай ответ, почтенная госпожа.
– Дать? Ты хочешь получить от меня подарок святой Нефессы? Пожалуй, я лучше подумаю, припомню и расскажу тебе перед обедом, после того, как хорошенько высплюсь. Наша спальня рядом с королевскими покоями, в правом крыле дворца.
– И кого мне спросить?
– Фрейлину её королевской милости Лизбет. До встречи, посол!
Некрасивая фрейлина, считающая себя умнее товарок, присела, склонив красиво причесанную головку, и, не дожидаясь разрешения, упорхнула. Сенешалк Карлус промычал что-то неразборчивое и ткнул Хотена локтем в бок. А посол взмолился Велесу, насылающему на человека похоть, чтобы Карлус и Марко не заметили, как восстало его естество навстречу задорной дурнушке. Вот Прилепа, та, несомненно, заметила, потому что не отдала свою находку в руки Хотену, как следовало бы, а молча бросила на колени сенешалку. Тот присвистнул и поднял за палец перчатку малоприметного, желтоватого цвета. Хотен немедля ухватил вторую. Присмотрелся: на месте, соответствующем ладони, тонкая кожа повреждена, продрана почти насквозь…
– Где нашла?
– У сучки своей спроси…
– Где, спрашиваю?
– Между калиткой и входом во дворец… Глаза бы мои тебя, кобелина, не видели! Сенешалк встал со скамейки и поднял перчатку над головой.
– Что он говорит, Марко?
– Спрашивает, не признает ли кто своей перчатки? Дураков нет, посол, признавать…
Тем не менее, нашелся такой храбрец. Важный, сухой, с маленькой ухоженной бородой и торчащими усами, он протолкался из толпы, выхватил из рук у Хотена одну перчатку, забрал у сенешалка вторую и произнес чуть ли не целую речь. Замолчав, возмущенно уставился на Хотена. Марко быстро перевел:
– Это его перчатки, они потерялись на пиру. Он снял перчатки перед едой и положил рядом с собою, а потом уже и не вспоминал о них. Какой-то негодяй их продрал, и этому негодяю не позавидуешь теперь, если он с ним встретится. Ты, иноземец, не имеешь права его задерживать, он пожалуется королю. Берегись и ты, сенешалк!
– А кто таков?
– Не узнаешь разве, посол? Шталмейстер Эберин дё Руан, важная персона… Второй человек в войске. Ему быть главным воеводой, если милостивый король не назначит кого-нибудь другого.
– А… Конюший, значит. Темновато здесь… Ох, не видать теперь мне доброго коня, его королевской милостью обещанного. Пусть руки покажет.
Хотен и сам понял, что вельможа отказался. Пожал плечами, расправил на колене трубочку бересты и выдавил писалом: «КОНЮШИЙ АВЕРИНЪ».
– Скажи ему: не захотел мне, королю утром покажет. Мы с сенешалком разыскиваем важное и тайное дело, до короны мадьярской принадлежащее. И спроси: почему не в ночном платье?
Несколько присмирев, заносчивый франк объяснил, что после пира пригласил друзей сразиться в кости. Ну, и допить, само собою… Вот и играли до самой почти тревоги, поднятой стражей.