Страница 49 из 90
– Ты же сам мне велел среди местных не выделяться, вот я и… А разве мне плохо? Да и к тебе уже лейба-портной заглядывал, не приехал ли уже? Быть и тебе в иноземном платье, хозяин!
Хотен благоразумно решил, что о новом, словацком или мадьярском (черт ли их, баб, разберет) обличии Прилепы поговорит с нею, когда останутся наедине.
Отвоеванная ключницей светелка не в самом дворце оказалась, а в пристройке к толстой каменной стене его внутреннего дворика. Вход прямо со двора, что может оказаться удобным, а рядом, в такой же пристройке, но подлиннее – помещение, давшее приют посольскому десятку, а ранее, в более неблагополучные времена предназначенное, видимо, для отдыха внутренней охраны дворца. Соломы там хватало, а бойница в стене давала достаточно света.
Сама же светлица приятно удивила Хотена своей вместительностью, а чем уж по-настоящему поразила, так это обстановкой. И прежде всего – столом. Был это настоящий стол для письма, о существовании коих он дотоле только слыхал: святой отец митрополит Климент рассказывал. На обычный стол (не вполне, правда, обычный он, ибо одну из ножек заменяла стопка кирпичей) поставлена была расписанная красками надстройка, состоящая из кучи полезных ящичков и полочек, а в целом изображавшая замок, осажденный чорнолицыми сарацинами.
Хотен снял шлем, ткнул его в руки расплывшейся в довольной улыбке Прилепе, бухнулся на скамью и принялся рассматривать мечту всякого книжника. Выяснилось, что об короля в короне и мантии, наблюдающего за ходом битвы с правой башни, некий озорник наловчился обтирать лишнее чернило с перьев, и он же, усердно вмешиваясь в ход самой битвы, оставил следы неумелого перочинного ножа на маленьких раскрашенных подобиях и нападающих, и защитников замка. «Раны» и царапины не выглядели свежими, так что, скорее всего, тут потрудился ребенком сам король Гейза, а то и дед его.
– Давай, давай, спиной поворачивайся, хозяин, – заявила Прилепа. – Пора завязками на доспехе заняться, а то вот-вот лейба-портной прибежит. Конечно, обидно мне малость, что ты прямо от порога к столу колченогому глазами прикипел, и никакого внимания на широченную, на двоих, кровать, хоть она мне т-а-аких трудов стоила! А дорогих железных гвоздей сколько достала и в стенку заставила вбить? Сейчас раздевать тебя буду, Хотенушка, да заодно расскажу о том, что удалось мне вынюхать, пока ты накачивался на дармовщинку вином на вашей веселой войне. Мне не давало покоя то ограбление королевского скарбника, помнишь? Ведь ты говорил, что вельможу-перевозчика и его слуг убийца не ограбил… Как так может статься? Либо разные люди действовали, либо богатства скарбника тот затейник не взял…
Глава 14. Первый успех Прилепы
Хотен поднял правую бровь и вскинулся со скамьи, однако дверь вдруг распахнулась – и влетел давешний старичок, а за ним слуга, навьюченный целой кучей разноцветных тряпок и с сапогами в руках. Сначала он заставил посла напялить мадьярское платье и пройтись в нем по комнате. Состоял наряд из узких, почти в обтяжку, синих штанов, темно-зеленого кафтана до колен с густым рядом пуговиц от горла и до пупа и доброй теплой шапки с собольей опушкой. Платье показалось Хотену вполне удобным, решено было его и носить, пока остаются в здешних краях. Да и новые сапоги пришлись кстати.
Иное дело – немецкие одежки. Сперва старичок Жан велел Прилепе выйти, а когда не пожелала, протянул Хотену короткие, до половины бедра, портки и велел надеть прямо на голое тело. Затем плюгавый слуга натянул на правую ногу посла длиннющий синий чулок: внизу подшит он был остроносыми кожаными подошвами, а вверху доходил до самых плеч. Затем на левой ноге оказался такой же чудовищный чулок, только желтый. Связанные между собой и короткой одёжкой на чреслах целой кучей завязок (не меньше, чем у доспеха!), чулки превратились в нарядные немецкие штаны. Старичок Жан велел Хотену в них пройтись – и обрадовано залопотал, невежливо хватая посла за икры. Прилепа смело, смаху перевела: у господина посла, мол, красивые ноги, и не нужно, слава Богу, подшивать изнутри обрезки ткани на икрах и на бедрах.
– А что будет, Хотенушка, если ему мои ножки показать, а не твои волосатые?
– Очень нужны немчину твои ходули… О Велесе всемилостивый, это еще что?
Теперь старичок и его слуга расправили перед Хотеном нечто вроде тесной рубахи из красного сукна, вот только рукава у нее узкие, с раструбами внизу. Теперь и он понял, что называется одеяние «котта» – столь часто повторялось сие слово, пока облачали Хотена. В заключение опоясал старичок киевского посла красивым поясом с висевшим уже на нем кинжалом в серебряных ножнах, поправил на голове дурацкую плоскую шапку из синего сукна – и, отступив на шаг, присвистнул, явно довольный. Некуда было посмотреться Хотену, так он повернулся вопросительно к Прилепе. Та рассмеялась:
– Пока рта не раскроешь – ну прямо настоящий немец. И плюнуть некуда!
– Годится, значит, сия шкура, – подытожил Хотен и предложил старичку щедрую пригоршню монет. Тот, покрутившись, взял только две монетки. За работу только, надо думать.
– Ой! – заверещала вдруг Прилепа, округлив глазёнки до невозможности. – Кой черт меня ущипнул!
Не разбираясь, Хотен повернул белобрысого слугу носом к двери и смазал его по затылку.
– Ну! – вытаращился на свою проворную ключницу, как только за Жаном и слугой его закрылась дверь.
В ответ та неторопливо, покачивая худыми бедрами, предательски обтянутыми бесстыдным немецким платьем, прошествовала к кровати, уселась на край её и скромно потупилась. Хотен присмотрелся: мадьярский способ бабьей раскраски явно отличался от киевского, однако чем именно… О боги, почему она тянет!