Страница 45 из 90
Мирча вполголоса переводил:
– Чаба говорит, что как только прискакал гонец, он собрал войско и вывел его на эту поляну. Ребятам очень не хотелось снова рыть окопы, но только они докопали, как полил дождь, а тут и разведчики прискакали: противник уже близко. Ребята сами вымокли, а тетивы и луки сберегли сухими. Да еще и повезло: противник не заметил окопов, и дюк Ласло начал перестраивать свое войско как раз на сей поляне. Враги начали расходиться в разные стороны, чтобы обойти вокруг леса засаду на дороге под Кечкеметом – и великолепно подставились под наши стрелы. Тем более, что и доспехи везли на телегах. Мало кто ушел. У нас всего четверо раненых.
– А что говорит король?
– Спрашивает, почему в толпе пленников не видно Ласло и Белоша? Убиты? И еще: где Имельхан с его половцами? А палатин отвечает, что дюк Ласло и бывший надор Белош ускакали, а Имельхан исчез, когда оставили прежние окопы.
Король Гейза вполголоса выругался. Хотен уже разбирал все мадьярские сквернословия: Марко просветил. Ведь на иное таковое приветствие следует и отвечать соответственно, а притом, не мешкая, измерять глазами расстояние до невежи, руку держа на рукояти меча… Король обернулся, нашел глазами Хотена и быстро заговорил.
– Что сказал король?
– Приказывает тебе и сенешалку разобраться с пленными. Греков – на паромы к веслам, мадьяр – Миклошу-живодеру и немедленно, только прежде отберите нужных вам для допросов. Сам он никого из подлых предателей и видеть не хочет.
Вздохнул Хотен и, стараясь не смотреть под ноги коня, подъехал вместе с Марко, сенешалком и палачом к толпе пленных. Те встретили их нестройным криком.
– Кричат: «Слава нашему королю Ласло!», – перевел Марко. – А что им еще остается?
Греков, вычисленных сенешалком, отогнали в сторону. Мадьяр, снова сгрудившихся, осталось не больше дюжины. Теперь добрый немец взашей вытолкал из их толпы толстяка с большой свежей царапиной на темени. Одна нога у него была босой, за второй тянулась размотавшаяся шелковая портянка. Сенешалк процедил несколько слов, повернулся к Хотену, и любезно осклабившись, махнул ему рукой, приглашая.
Марко зачастил:
– Карлус сказал оборванцу: «Привет, дружок! Ты еще пожалеешь, что не останешься тут в окопе под мокрой землей». Этот боров Тибор был до него сенешалком, да попался на взятках. А тебя Карлус зовет, чтобы ты выбрал и себе для допроса.
– Поблагодари и скажи, что я никого из них не знаю. Пусть уж сам.
Хотен подумал, что Карлус сделал правильный выбор: если кто из пленных и посвящен в тайные замыслы Ласло и Белоша, так это бывший королевский мечник.
А Миклош-живодер уже выстраивал пленных мадьяр в один ряд вдоль окопа, заставлял становиться на колени и склонять головы. Многие тут же принялись молиться.
Хотен отвел глаза. Он понимал, почему палатин Чаба не распускает строй своих молодцов, однако сам он не подданный мадьярской короны и вовсе не обязан наблюдать, как карается измена присяге. Небо почти полностью очистилось, прекрасное голубое небо…
Глава 13. Опасная изнанка половецкой славы
На обратном пути (ехали шагом, чтобы кони отдохнули, да и грязь не успела еще подсохнуть) король Гейза подозвал Хотена и принялся жаловаться на Чабу:
– Я уважаю старость, да… Однако боюсь, что старика вскоре придется менять. Он мне еще объясняет, что некого было послать вдогонку Ласло и Белошу, потому что все его молодцы бросились грабить убитых! Каково оправдание, посол? Да грош цена моему Чабе как полководцу, если не способен остановить грабеж. Воины должны знать, что военачальник имеет право отнять всю добычу и разделить её справедливо на всех, а то и вовсе забрать себе или отдать в казну. Нет, такого не бывало, когда мадьярами предводительствовали только мадьяры! Тогда было невозможно отказаться выполнить приказ. Отказался – и голова с плеч. Да просто и в голову никому не могло такое прийти! Я уж не говорю о том, что хитрозадому моему дядюшке Белошу и тупоумному братишке Ласло пришлось бы выдать их человека у нас.
– Знаешь ли, милостивый король, глядя на сегодняшних пленных изменников (упаси, господи их души!), я вдруг с ужасом подумал, что вполне мог ошибиться: предатель, от которого шел тот лазутчик, и шутник-затейник в Стерегоме вовсе не обязательно есть один и тот же человек.
Король от души рассмеялся. Хлопнул Хотена по железному плечу:
– Иногда, посол, твои речи кажутся мне слишком умными для сыщика. И почему ты думаешь, что незнакомец, с которым я так жажду, наконец, познакомиться, остался в Эстер…?
Тут король замолчал, потому что уже несколько мгновений прислушивался к нарастающему за спиной топоту многих копыт. Хотен сорвал со спины щит и подал Гордеца вперед, чтобы прикрыть собой короля. С ужасом ощутил, как ветер шевелит волосы на непокрытой голове. Сзади просвистели стрелы, застучало, зачмокало, и справа прямо по полю, саженях в десяти, с устрашающим гиканьем тяжко проскакали всадники в малахаях и кожаных панцирях. Половцы?
Король закричал, ускакавшим грозя кулаком. Строй смешался, часть воинов бросилась вдогонку, Хотен повернул коня, чтобы посмотреть, в кого стреляли. Увы, в дорожной грязи билась, издыхая, буланая Сплюха, кобыла из его киевской конюшни. Утыкана бедняга стрелами, вроде подушечки для иголок в девичьей киевской боярыни. За нею нелепо барахтается, пытаясь подняться на ноги, увалень в кольчуге и в его, Хотена, шлеме. Забрало опущено, а из его щели нелепо торчит оперенная стрела. Хмырь! Кому же еще…