Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 90

Прекрасная королева Кримхильда приказала привести к себе могучего Хагена и велела ему открыть, где он спрятал золотой клад Нибелунгов. На что Хаген, обмотанный веревками, словно огромное веретено, ответил, что дал клятву хранить эту тайну, пока остается в живых хоть один из братьев Кримхильды. Молча вышла из зала прекрасная королева Кримхильда и вернулась через четверть часа, за волосы волоча за собою отрубленную голову короля Гунтера.

Захохотал тогда могучий Хаген и сказал:

– А теперь, ведьма, я и подавно не выдам тебе тайну золотого клада Нибелунгов. Пусть вечно лежит на дне Рейна!

Подскочила к нему прекрасная королева Кримхильда и снесла с плеч связанного пленника голову его же мечом. Не вынес этого позорного зрелища старый правдолюбец Хильдебранд, оруженосец Дедрика Бернского, выхватил свой меч и разрубил злую красавицу Кримхильду пополам.

Вот и вся история о золотом кладе Нибелунгов и о гибели королевского рода бургундов». 

 

Долго рассказывал свою историю латинский чернец, и, быть может, именно поэтому не шевелились его слушатели еще некоторое время – будто не верили, что наконец закончил. Да и факел на стене, как если бы нарочно дотерпев до конца рассказа, тут же замигал, зачадил, затрещал и погас. Тотчас же все увидели, что сквозь круглое отверстие сверху в тепидарий сочится серый утренний свет.      

Король Гейза сипнул невнятное, потом прокашлялся и спросил:

– Гей ты, киевский посол, ты не заснул ли там случайно?

– Нет, конечно же, нет, милостивый король, я пытаюсь обдумать услышанное, – встрепенулся Хотен.

– Для этого у тебя впереди всё утро. И имей в виду, что я нарочно приказал братцу Жаку рассказывать подробно только о тех приключениях Зигфрида и бургундов, которые тебе потребуются для сыска. Иначе он в одну ночь никогда бы не уложился.

– Обычно это в пять вечеров рассказывается, а песню жонглер и в три вечера успеет пропеть, – подтвердил чернец и на последних словах пустил петуха.

– В полдень, посол, ты явишься в зал для приёмов и там совершишь наше придуманное посольство. Явишься в шубе, как у вас положено, и в русской соболиной шапке – или я уже говорил об этом? А там Марко придумает, как тебя переодеть, чтобы в толпе моих придворных слишком не выделялся. Теперь Марко проводит тебя, куда надлежит. Я тебя отпускаю, посол.

Хотен уже выбрался из теплой воды, закутался в полотенце и пошлепал босыми ногами к выходу из тепидария, когда снова услышал голос короля Гейзы:

– Гей, братец Жак! Разбуди нашего гостя сразу после заутрени и пусть расспросит тебя о том, чего не понял он в немецкой, что ни говори, твоей истории.

Хотен на всякий случай еще раз поклонился.

– И вот что я еще забыл… Скажи, рыцарь ли ты? Если не рыцарь, то со мною за столом пировать не имеешь права…

– У нас, милостивый король, рыцарства не водится. Однако же я лет уж пятнадцать как боярин великого князя, – Хотен если и приврал, так разве что года на два, – и не раз занимал должность мечника…

– Мечник? Вроде сенешалка, стало быть… Ладно, иди…

Видно, в недолгом пути к королевскому дворцу он засыпал на ходу, потому что урывками только вспомнил впоследствии разглагольствования Марко и сиплые шутки братца Жака, который зачем-то увязался за ними. Впрочем, ехать пришлось совсем недалеко: королевский дворец темнел на другом конце площади, полускрытый предутренним туманом. Они спешились возле высокой двери, набросили повода на коновязь. Марко постучал рукояткой плети, и вскоре, после обмена немногими словами на мадьярском, дверь распахнулась. Вслед за полуодетым слугой со свечкой Хотен, засыпая на ходу, без конца спотыкался в каких-то переходах и оказался, наконец, в небольшой комнатке. Возле стены стояла пустая кровать, а на полу храпели конюх Лучина и оруженосец Хмырь. Всмотревшись, он разглядел и свою ключницу: та лежала на кошме возле кровати, засунув под неё ноги.

Из последних сил стараясь не засыпать, он растолкал Лучину и отправил обиходить Лакомку, полночи без толку простоявшего под седлом. Марко что-то еще говорил прощаясь, но Хотен уже не понимал, что именно. Он стянул сапоги и повалился на кровать. Когда слуга закрыл дверь, в комнате потемнело, и обнаружилось, что серый свет просачивается откуда-то сверху. Хотен почувствовал рядом с собою гибкое тело Прилепы и пробормотал:

– Нет, прекрасная королева Крынкгинда, тебе не поднять меня на заутреню…

 

            Глава 9, а в ней Хотен зауважал древних римлян

 

Проснулся Хотен – а над ним нависает лукавая усатая рожа посла Марко – подчеркнуто усатая рожа, потому что успел тот сбрить черную щетину, в которой за время месячной скачки чуть было не потерялись его холеные тонкие усы.

– Привет тебе, Хотен Незамайкович! – говорит.

– Salve! – а это из-за его спины уже давешний латинский чернец. Ага, братец Жак.

– Здравствуйте, господа, – промычал Хотен, а как только в голове у него чуток прояснилось, попросил. – Подождите мало, чтобы и я себя привел в божеский вид.

– Пока тебя будут умывать, брить и одевать, высокоуважаемый посол, – проговорил братец Жак почтительно, и на языке, как он думал, славянском, – ты мог бы задать мне вопросы, на которые приказал мне ответить наш милостивый король.

Впрочем, на новом месте пришлось затратить немало времени, пока Хотен почувствовал, что выглядит вполне достойно, чтобы на мадьярском Королевском совете не посрамить чести великого князя киевского. Тогда братец Жак, всё это время терпеливо, спрятав ладони в рукава рясы и потупившись, просидевший в уголке, снова подал голос: