Страница 20 из 90
– Значит, и сокровище сакса оставалось до поры на месте, а если обидчик немца не улучил возможности его вывезти, там, в тайном месте, оно и лежит. Грабил же твоего ка-ме-ра-рия… камерария, вот!... грабил свой человек при дворе. Он спрятал украденное до поры и спокойно пошел спать в свою ложницу, – уверенно объяснил Хотен и спросил, после некоторой заминки. – А перед самой казнохранительницей у тебя, государь, разве не поставлен стражник?
– Там не нужен был раньше стражник, – мотнул головою король Гейза. – Объясни-ка, Марко, почему, а я пока что спокойно промочу горло.
И король занялся кубком, а Марко заговорил торопливо:
– Туда чужому не добраться. Большой подвал для камеры был выкопан в таком месте, чтобы готовая крепость оказался над ним, а подвал в середине построек. Извне ворам не подкопаться. Да! Подвал со всех сторон выложен камнем, густо перекрыт дубовыми балками, а сверху каменным плитами, а на них лежит толстый каменный пол главного зала. Замок, запирающий железную дверь, укрыт в каменной стене, а сделан был по королевскому заказу в Саксонии, не помню уже, где именно, при этом мастер не знал, в какую страну будет увезен замок и ключ к нему. Зачем там стражник, посол?
– А для порядка, – пробормотал Хотен, и король Гейза, допивая вино, кивнул в знак согласия, чем несколько удивил киевского посла.
– Уф, прямо полегчало… А вы допивайте, сейчас нам всем дольют. Ты, посол, прав. Я в своей жизни не раз убеждался, что нельзя с маху отбрасывать старые обычаи и порядки. Да, и запреты… В них заключена мудрость предков. Если их честно, тупо, без затей придерживаться, это спасет еще не одну жизнь. То была одна история, скажем так, странная, непонятная… А вот и другая, посол. Не так много времени проходит, быть может, снова две недели, и всех нас в замке будят посреди ночи истошные вопли. Придворные сбежались к самому высокому месту крепостной стены, а там стражники уже вытаскивают из пропасти на веревках моего палатина Чабу из Пожони – знаешь ведь, кто такой палатин? С трудом удалось у него вытянуть, что в этом месте с ним условилась встретиться знатная баба, вся закутанная в темное покрывало. Он и пришел, однако чем-то её рассердил, так она его и столкнула в пропасть. Старого дурака спас теплый плащ, который зацепился за выступ сказы, а он уже схватился за плащ. Чаба был убежден, что в него влюбилась фрейлина, однако моя супруга, усмехнувшись свысока, объяснила ему, что ночью все её фрейлины были на месте и спали: она, королева, за полчаса до криков, выходила из своей спальни в их комнату, потому что ей нужна была от дежурной фрейлины некая услуга. Старый развратник уверял, что произошло недоразумение: если бы незнакомка успела вкусить от его мужских достоинств, то не отстала бы от него уже никогда! А подумать, то какие у нашего Чабы особые достоинства? Росту он, правда, весьма высокого, настоящая жердь, зато лицом ужасен, как смертный грех.
– Оба они, и камерарий, и палатин, остались живы, – проворчал Хотен.
– Старый дурень избежал смерти случайно! – живо возразил король. – Но его хотели убить, тут сомнений быть не может… Следующим пострадал мой ишпан перевозчиков на Дунае, возле Эстергома. Сей вельможа с двумя слугами проезжал через рощу. Неизвестный убийца расстрелял всех троих из укрытия на дубе, а потом спрыгнул на землю и мечом отрубил голову еще живому бану Имре. Голову потом так и не нашли. Это надо же! Убийца не взял кошельки, оставил на шее Имре золотую гривну, не забрал оружие, не увел добрых коней, а вот на голову злосчастного моего перевозчика позарился!
– А откуда, государь, тебе стали известны подробности убийства? – осторожно осведомился сыщик.
– У меня сенешалк не дурак! Как только узнал об убийстве, выпятил мой Карлус этак вот губу, – король показал, как, – и уже через несколько минут поскакал к той роще, прихватив с собою ловчего, а тот – двух моих лучших охотников-следопытов. Кстати, следы копыт коня убийцы заканчивались у Дуная. Вот когда мне об этом доложили, где следы копыт оборвались, в голове у меня сразу просветлело, и я призвал к себе братца Жака, чтобы напомнил мне одну поучительную и занимательную повесть, которую он сейчас повторит для тебя.
Тут король приподнялся из воды, и Хотен увидел, как лопаются белёсые пузыри на его волосатой груди. Посмотрел на свою грудь – и там, среди каштановой поросли, застряли пузырьки. Удивительно было ему также, что вода за время беседы совсем не остыла.
Король тем временем хлопком в ладоши вызвал банщика, тот кивнул головой, исчез – и тотчас же, как показалось Хотену, вернулся с большим кувшином. С ним пришел и молодой чернявый монах, в черной рясе с клобуком и в сандалиях на босу ногу.
– Вот это и есть наш Жак-рассказчик. Как видите, вымыться в одной терме с королем (а ведь большая это честь!) красноречивый монашек снова не пожелал: боится смыть святость. Смотри, патер, как бы в следующий раз я не посчитал твое поведение оскорблением для чести дома Арпадов! А сейчас предупреждаю: если услышу вонь с твоей стороны, прогоню из Буды, однако раньше прикажу вымыть насильно! На тебе тогда и пылинки от твоей святости не останется.
– Да я…
– Ладно, давай, патер, рассказывай нам о Зигфриде и о кладе Нибелунгов. Вот это наш гость – посол из Киева, боярин Хотен… и как дальше?
– Незамайкович я, государь, – подсказал киевский посол.
– Вот-вот. Латыни наш киевский гость не знает, так что давай погоняй свою латынь помедленнее, чтобы Марко успевал перевести.
Глава 6. Начало предивной саксонской повести о хоробре Зигфриде и судьбе добытого им золотого клада Нибелунгов – рассказанное тут таким, каковым запомнилось оно Хотену