Тайный ужас короля Гейзы

– Да, я забыл... Мои недоброжелатели тебе скажут, что я заточил свою покойную мать в монастырь под Эстергомом, где она в прошлом году и скончалась. Это подлое враньё! Но и правдивая история о конце её жизни тоже весьма неприятна, не хочется и вспоминать… Долгие годы я доверял, как самому себе, дяде своему, брату моей матери Белошу из сербского княжеского рода Неманичей. Он верно служил мне, а я дал ему всё, что мог дать иноземцу и православному – герцогство Хорватию, звание надора (у нас второе после королевского!) и палатина, и он в самом деле, пока я не стал взрослым, умело командовал мадьярским войском. Однако, пока я мужал, он, естественно, уходил на второй план – и старик не смог этого вынести. Ввязался в заговор моего брата Иштвана, и когда тому пришлось бежать к цезарю Фридриху Рыжебородому, дядя укрылся у своего родного брата, короля Сербии Уроша. И тут я оказался в затруднении, а моя мать в еще большем. Она была родная сестра предателя Белоша, а все знали, что они, брат и сестра, всегда и во всех своих начинаниях были единодушны. Разумеется, мать не могла покушаться на мою жизнь, на свою плоть и кровь – однако ведь она же знала меня с пеленок и понимала прекрасно, что меня с королевского трона можно стащить разве что мертвого! Все вокруг были убеждены, что моя мать знала о заговоре, даже если не брала в нем участие. Так каким же образом я, любящий сын, должен был с нею поступить? Моя умная мать сама нашла решение. Она покинула светскую жизнь и поселилась в монастыре на Фрушской горе (это недалеко от архиепископского города, Эстергома, где у нас дворец). А я окружил эту обитель надежной стражей. И они врут про меня, что сделал это, чтобы она не убежала к братьям своим в Сербию! Я хотел защитить её от мести потомков уничтоженных по её задумке вельмож.        

– Поверь мне, государь, что твои сторонники никогда не обвиняли тебя в заточении и смерти твоей матери королевы Илоны Сербской, – пробормотал тут Марко. Руку при этом он приложил к сердцу, однако в глаза королю не глядел.

– Я тоже не могу пожаловаться, что у меня мало врагов. Мы только что пережили бунт младшего моего брата Ласло, большинство вельмож оказалось на моей стороне, как и оба архиепископа, и Ласло пришлось бежать к нашему давнему врагу, цезарю ромеев Мануилу. Однако сторонники злобного дурака Ласло поднимают голову – и очень хитры, ничего не скажешь… – король замолчал, потер себе висок пальцами, унизанными перстнями. – Теперь о главном, посол. Всё началось четыре месяца назад. Знаешь, я не очень люблю зимнюю охоту. То ли дело – выбраться в лес поздней весной! Прекрасно! Едешь себе верхом по лесу, а собаки спереди полаивают. И вдруг собаки будто взбесились. Подгоняю коня, выскакиваю на большую поляну. И что же я там вижу? Медведя, повешенного на дереве. Ладно. Вижу – что-то белеет на толстом стволе другой сосны. Подъехал – а там к дереву прибита голова оленухи. Но разве бывают белые оленухи? Видел ли ты, посол, когда-нибудь, белую оленуху? Вот, и я не видел. Протягиваю руку с седла, провожу ладонью по лбу. Лоб темнеет, а моя ладонь запачкана белым. Кто-то отпилил оленю рога, пеньки рогов натер мелом, а голову обсыпал мукой, что ли.

– Никогда больше так не делай, государь.

– Чего это я не должен делать?

– Не трогай сам необычные вещи, найденные в лесу или даже на городской улице. Ведь та сосна могла быть просверлена, а через дыру к черепу проведена бечевка – и прямо к напряженному самострелу.

Тут король и его посол на Русь выяснили в короткой беседе, какое именно коварное устройство назвал Хотен «самострелом». В конце концов, король Гейза поблагодарил киевского сыщика за добрый совет, весьма уместный именно сейчас, когда король вынужден особо опасаться за свою жизнь.    

– А почему я вынужден особо опасаться за свою жизнь? Ты вот не понимаешь, а каждый мадьяр тотчас бы смекнул, к чему тут белая оленуха. Потому что нет мадьяра, который не слышал бы про Гунора и Магора. Давным-давно эти два брата охотились в Великой степи. Вдруг они увидели самку белого оленя, которая от них убежала. Они преследовали оленуху много дней, пока она не вывела их к плодородной долине у самого синего моря. Братья переселились туда, начали выпасать скот, и от Гунора пошли гунны, а от Магора – мы, мадьяры. Развеет теперь тебе не понятно, посол, что отрубленная голова белой оленухи – это угроза мне, королю мадьяр? А то и объявление тайной войны. Войны подлого предателя, который боится выступить с открытым забралом.

– Прошу простить, государь, а кто из твоих приближенных знал о том, что ты собираешься на охоту?

– Да все знали, – усмехнулся король покровительственно. – Потому что, если я развлекаюсь охотой, то и мои вельможи со мной.  

– Тогда… А кто из них знал, что ты поедешь в тот именно лес?

– Да все они… У нас тут не так много лесов, как на твоей родине. Моим предкам потому именно и пришлась по душе эта страна, что тут столько степей… Почти как на нашей древней родине. Это был Черный лес невдалеке от Эстергома. Да и вот о чем я забыл сказать. От медведя уже пованивало, а олень был убит недавно.

– Возможно, это и имеет значение, – протянул Хотен. И тут же сознался. – Но я пока еще не могу понять, что это может нам дать.

– Обещаю, что вскоре в голове у тебя прояснится, – довольно зловеще пообещал король Гейза. – Рассказываю дальше. Не проходит и недели, как ограбили моего камерария, честного эльзасцса Людвига из Страсбурга. Ограбление не простое: свою казну Людвиг держал в особом месте моего королевского казнохранилища, что можно понять. Однако грабитель поднял его ночью с постели там же, в моем дворце в Эстергоме, приставил нож к горлу, заставил взять с собою ключ от моей камеры, привел в казнохранилище и так заставил показать, где лежат личные деньги и драгоценности Людвига. Потом ударил по голове, вернулся зачем-то в комнату камерария и оставил ключ у него на столе! Сокровища нашего малыша-сакса будто испарились, а из королевской казны не пропало и пылинки. Начальник стражи клялся, что никого из замка не выпускал, что все стражники были трезвы и не спали.