Страница 17 из 90
Глава 5. Признания и загадки короля Гейзы
– Мне придется открыть тебе, посол, некоторые семейные тайны – ведь лучше я сделаю это сам, чем ты услышишь грязные враки от придворной черни. Тебе непременно скажут, что мой отец, вечной памяти король Бела, в народе прозванный Слепцом, умер в молодых годах от пьянства, – тут король сделал большой глоток из своего кубка. – Это подлая клевета! Мой мученик-отец умер от водянки, а что к водянке его привело беспробудное пьянство – это низкое измышление ничтожного лекаря, итальянишки Франческо Гуччо, от которого я, повзрослев, сразу постарался избавиться. Согласен, что мой отец выпивал больше, чем было полезно для его здоровья – однако разве и ты, посол, не поступал бы так же на его месте? Ты только представь себя ребёнка из славного рода Арпадов, которого в один день вместе с его несчастным отцом, моим дедом принцем Альмошем, приказал ослепить венценосный дядя, злой урод Коломан! Ослепить в семь лет, когда у вас, русичей, княжича впервые сажают на коня…
– И усаживают учиться грамоте…
– Что? Да какая уж там могла быть грамота… Отец мой тогда на всю жизнь, до самой смерти, оказался во тьме. Их, отца и сына, заточили в монастыре Демёш, под Эстергомом. Мой дед Альмош, несмотря на слепоту, убежал из монастыря, поднял восстание. Его сторонники проиграли битву, дед укрылся за границей, из Царьграда всё угрожал Коломану, да там и вдруг и умер. После бегства моего деда монахи, опасаясь за жизнь отца, спрятали его в какой-то каморке без окон, а королю сообщили, что мальчик скончался. Пятнадцать лет мой бедный отец задыхался в смрадном закутке, каждое мгновение опасаясь за свою жизнь. Ты только представь себя на его месте, посол! А в Венгрии всё это время правил горбун и хромец, узкоплечий, как ворон, и отвратительно рыжий (а ты видел когда-нибудь рыжего мадьяра?). И этого уродца его лизоблюды и прихлебатели усердно прославляли как доброго и просвещенного короля, покровителя искусства и латинской премудрости! А вот окрестные государи называли горбуна презрительно, но справедливо… И знаешь, как? «Книжником»! Какой позор для мадьярского короля, потомка славных степных вождей! Скажи мне, посол, вот ты, например, хотел бы, чтобы тебя дразнили «книжником»?
– Конечно же, нет, государь! – честно округлил глаза Хотен, отчаянно надеясь, что Марко не всё, до слова, понял в его шутейной перебранке с молодым князем Всеволодом, а если и понял, то не выдаст. – Сыщицким ремеслом, коим на жизнь зарабатываю, гордиться не доводится, однако ж я и повоевать успел на своем веку.
– Правильно, посол! Ответ настоящего мужчины. А мой двоюродный дед Коломан прослыл безумцем, готовым щедро одарять мадьярским золотом ничтожных переписчиков книг и сочинителей всякой латинской чепухи, и эти бездельники нахлынули со всех стран Европы на королевский двор Венгрии, будто саранча. Мне теперь кое-кто говорит, что в книгах есть многая польза, и это мол, великое было дело, что в правление Коломана Книжника были написаны на латыни первые мадьярские законы и первая мадьярская летопись. Да, это братец Жак говорит, которому я поручил помогать наставнику старшенького своего, Иштвана, после того, как старый Ансельм Толедский одряхлел и принялся баловать мальчика. Правильнее было бы называть парня отцом Жаком, да как-то все уж приобвыкли: «братец Жак» да «братец Жак»… Вообще-то наш братец Жак – парень знающий и умный, только на книгах этих никому не нужных свихнулся – ну прямо как злой король Коломан. И в самом деле, законы должны быть просты и понятны, тогда их помнит и король, и последний пастух. А если все их знают, зачем записывать? Хранить же память о подвигах предков – это дело певцов и мудрых старцев, а если они забудут что-нибудь, о чем не хочется мадьярам вспоминать – да Бог им в помощь! Можно подумать, что монах-иноземец, пришедший на мои хлеба откуда-нибудь из захолустья под Флоренцией, лучше всех нас, добрых мадьяр, знает, какие мои деяния следует занести на пергамен, а о коих промолчать!
Король победно оглядел собеседников и снова отхлебнул из кубка. Хотен тоже отведал вина из своего кубка и тут же забыл его вкус.
– Мой несчастный отец был извлечен на свет Божий только через пятнадцать лет, когда умер злой Коломан, а его престолонаследник, хилый и вечно хворый Иштван, убедился, что не может иметь детей. Сын злодея, раскаявшись, и невесту ему подыскал, мою покойную мать принцессу Илону, а отец мой так никогда и не увидел, как она красива. А чтобы узнать, как выглядим мы, его дети, он любил ощупывать своими быстрыми и тонкими пальцами наши лица. Впрочем, моя мать сумела отомстить за подлое ослепление отца. Через год после их свадьбы и его коронации она уговорила отца созвать в городе Ороди Королевский совет, впоследствии прославленный в народе как «Кровавое собрание». На это сборище вельмож и попов моя мать пришла со мною, младенцем, на руках и произнесла пылкую речь. Показывая на безучастного отца, она спросила, не страшное ли это было преступление – поступить столь подло с особой королевской крови? «Кто из вас посмел лишить моего несчастного мужа радости видеть этот прекрасный мир?» – спросила она. И тогда верные моему отцу вельможи начали вставать со своих мест и называть имена важных банов, советовавших горбуну Коломану расправиться с моими отцом и дедом. Этих тайных недоброжелателей тут же хватали, связывали им руки и уводили в угол собора. Когда все злые советники были выявлены, большинству из них тут же отрубили головы. Так моя мать отплатила за выколотые глаза отца шестьюдесятью восемью головами мадьярских вельмож – и нищетой родичей каждого из них, потому что вместе с головами они лишались и пожалованных им земель.