Страница 15 из 90
Ладью сносило, конечно же, течением, и гора на том берегу, увеличиваясь постепенно перед глазами Хотена, заметно смещалась влево. Вскоре, в перерывах между ударами вёсел об воду, снова стало слышно, как шипят дунайские волны, накатываясь на берег, а там и отмель смутно забелела в темноте. Острый нос ладьи, сверху с головой небывалой змеи, вырезанной из дерева и раскрашенной, врезался в прибрежный песок, а гребцы за спиною Хотена замерли, враз подняв весла.
Уже в седле, успокаивая завертевшегося на месте Лакомку, он вдруг вспомнил, что придется точно повторить сказанные великим князем для короля-зятя посольские речи. Сначала показалось ему, что они напрочь вылетели из памяти, потом начали выплывать из тумана отдельные слова Ростислава Мстиславовича. Погруженный в решение сложной умственной задачи, он бездумно следовал за Марко и опомнился, только так сяк подготовившись к посольской своей обязанности. Оглянулся – и еле удержался, чтобы не присвистнуть.
Они скакали улицей, вымощенной большими плоскими камнями, и подковы выбивали из них искры. Во главе, перед Марко, держался незнакомый всадник-мадьяр, и в рваном свете его факела рассмотрел Хотен, что в Буде дорожки для пешеходов под домами тоже выложены камнем, только прямоугольным, каменными оказались и сами дома, и даже заборы между ними.
Марко на скаку обернулся к Хотену:
– Наш добрый король Гейза (да продлятся его дни!), когда приезжает в Буду, приказывает разбить для житья шатёр на главной площади.
Хотену припомнилось (некстати, наверное), что и половецкий хан Башкорд предпочитает летом пожить по обычаям предков, в шатре на свежем воздухе, однако вскоре стало ему не до воспоминаний: перед послами открылась широкая площадь, окаймленная высокими сооружениями, в темноте неразличимыми. Посреди площади темнел шатер, похожий на курган средних размеров. Скакавший впереди всадник с факелом слетел с коня и побежал к шатру. Подражая Марко, Хотен неторопливо спешился и постарался стряхнуть с себя дорожную пыль. Тем временем на узорчатой ткани шатра возникли красные пятна от светильников, зажженных сначала в пристройке, похожей на большой шалаш, обтянутый тканью, потом и в самом шатре, и донеслись глухие звуки происходящей внутри возни.
Из пристройки, зевая, потягиваясь и поправляя на себе странные кургузые одёжки, выползло до десятка слуг. Четверо встали с зажженными факелами между послами и главным входом в шатер. Наконец, полог главного входа в шатер шевельнулся, слуги с факелами вздрогнули и вытянулись, а из шатра проворно выбрался мужчина среднего роста, средних лет, не толстый и не худой. Главной приметой на его бритом лице служила ямочка на подбородке и глубоко сидящие глаза, а одет он был в такое же платье, что и слуги, только побогаче и покрытое сверху алым плащом, на голове же имел русскую княжескую шапку.
Низко поклонился Хотен и, сам не понимая, что говорит, приветствовал короля. Король Гейза величественно кивнул в ответ, произнес твердо «Здрав будь!» и, подойдя поближе, улыбнулся и поплескал посла по плечу. Поднялось облачко пыли, король отшатнулся и, не изменив милостивого выражения лица, обронил несколько слов по-мадьярски.
– Король говорит: «Ничего, посол, скоро помоешься», – вполголоса перевел Марко.
Хлопнув в ладоши, король Гейза подождал, пока ему подведут тонконого белого жеребца, перехватил у конюха повод и со спины привычно согнувшегося в три погибели слуги легко уселся в седло. Повернув голову к Хотену, он снова улыбнулся и махнул рукой, предлагая следовать за собою.
Отъехали они от площади совсем недалеко, когда передний факельщик остановил коня у красивых ворот белого камня. Тотчас же ворота распахнулись. Справа увидел Хотен темное пустое пространство, посреди которого поблескивала в свете факелов вода, и веяло теплом, слева светился вход в каменное причудливое здание. Спешившись, король прошествовал налево, за ним все остальные. Хотен оказался в помещении размером с гридницу Нового терема в Киеве на Горе, но только со сводчатым потолком. Тут у него появилась возможность и осмотреться: король остановился возле левой из трех дверей, темнеющих в дальней стене комнаты, подозвал к себе Марко, поговорил с ним и исчез в дверях, сделав Хотену знак оставаться на месте. Оказалось, что стены и потолок комнаты расписаны красками, у стен стоят скамьи из гладкого белого камня, одна из которых расколота.
– Король велел нам сначала помыться с дороги, а потом он примет тебя в тепидариуме. Теперь смотри на меня и поступай, как я, – заявил Марко.
Хотен разулся, засунул портянки в голенища, а сапоги задвинул под скамью, всю остальную одежду спрятал в одну из ниш, черневших в стене. Запомнил место: прямо над нишей нарисован был круг, а в круге смешные старинные доспехи. В голове у посла вертелось сказанное королем, и вдруг он понял, что именно безотчетно его встревожило: ведь в летописи отца Нестора Печерского то же самое и великая княгиня Ольга сказала древлянским послам. Как там написано? Ага… «Помывшись же, придите ко мне». А потом и сожгла всех послов прямо в бане! Хотен усмехнулся: едва ли удалось бы даже хитроумной святой Ольге так же легко поджечь весь этот огромный каменный сарай.
– Эту баню древние римляне построили, как и всю Буду, – пояснил Марко. – А воды здесь, теплые и горячие, бьют прямо из земли, римляне их только подвели в баню. Сейчас придет королевский банщик, помоет нас. Большая это честь.
Банщик вскоре пришел. Хотену довелось вначале поплескаться в каменном пруду с теплой водой, потом в меньшем, на нескольких человек – с горячей. То ли дело – добрый пар да березовый веник! Зато королевский банщик вымыл ему голову и тело пеной из скользкого куска камня, заставил ополоснуться, а потом растер всего пахучей мазью. Противный запах, окутавший Хотена вместе с пеной, сильно ослабел. А банщик сунул голому послу вышитое полотенце, жестом показал, чтобы обмотал вокруг бедер. Повернулся к Марко. Тот покорно улегся в мокрую мыльную лужу, оставленную Хотеном на широкой мраморной скамье, буркнув: