Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 156



– Барон, я сегодня никого не принимаю… Стратавен оказался мужиком тактичным, и состояние молодого человека оценил сразу. Поэтому лишь усмехнулся, помог подняться в комнату и попрощался: – Я всё понимаю, дан Хекки. Тогда до вечера. И не уезжайте без меня, моё обещание всё ещё в силе. Стратавен и впрямь вернулся тем же вечером. Неожиданно для Харелта он явился не потащить его на какую-то оргию, как намекал, а передал тиснёную картонку официального приглашения и попросил: – Дан Хекки, мне право неудобно, вы и так уже, наверное, устали. Но вы очень меня обяжете, если согласитесь принять приглашение на сегодня главы Торговой палаты Торфинса. Буквально небольшой приём… – Ну хорошему человеку отчего не помочь, – вздохнул Харелт. – Вино-то хоть там приличное? И чтобы никаких готовых запрыгнуть в постель неумелых дур. Таких можно найти сколько угодно и не покидая Турнейга. – Как вы могли подумать, дан Хекки? Сегодня там только солидные люди. Дом, куда Стратавен привёз столичного гостя, от самых дверей встречал огромной прихожей с массивной помпезной лестницей, которая вела на второй этаж. Здесь вообще всё отличалось пышностью отделки, королевский размах и показной гипертрофированный шик, богатство и роскошь напоказ. Обильная лепнина на потолке и стенах, фрески и сплошняком картины вдоль лестницы. А ещё везде много позолоты, от которой рябило в глазах. Даже гобелены и драпировка стен сплошь расшиты золотыми нитями. Разве что пол не из золотых плашек, а мрамор да художественный паркет из красного дерева. Стоило подняться на второй этаж и переступить порог огромной двустворчатой двери с вычурным позолоченным орнаментом, как Харелт и Стратавен попали в зал для приёмов. Всё та же помпезная роскошь позолоченной лепнины и обоев в золотом орнаменте. У одной из стен располагался огромный камин, в котором пылал настоящий огонь – спасибо, хоть вокруг него позолоты не имелось. Просто белый камень, украшенный резьбой. Зато остальное опять покрыто золотом и бронзой: что столики с широкими резными ножками, что пёстрые диваны и стулья с золочёными подлокотниками. У кого-то явно был избыток денег и этот кто-то своё богатство старался всем ткнуть в лицо. Золотое великолепие вместо нормальных ламп было освещено сотнями свечей, которые висели и стояли повсюду. Благодаря им в комнате царил приятный мистический полумрак, в котором, надо признать, здешняя позолота и лепнина всё-таки смотрелись более-менее уместно. К сожалению, в этом свете были очень хорошо очерчены ещё и незнакомые лица, повёрнутые в сторону гостя, и их было немало. Харелт обречённо сжал губы, оглянулся по сторонам и почувствовал, как помимо воли внутри просыпается ужас. И это называется тихий небольшой приём? Следующие два часа он проклял сто раз свою слабохарактерность, позволившую его сюда затащить. Девиц здесь и правда не имелось, зато было полно торговых акул, которые упорно старались завязать знакомство и попутно выманить у молодого балбеса какие-нибудь важные сведения из столицы и внутренней кухни семьи Хаттан. Помогла, наверное, только суровая школа самодисциплины, которую преподавал отец Энгюс. Врать приходилось постоянно, мешая правду и вымысел так, чтобы собеседник поверил – олух из золотой молодёжи и впрямь не понимает, чего сболтнул. При этом надо было держать в голове все варианты разговоров, иначе можно разным людям соврать противоположные вещи. Если сектанты за ним сейчас следят, то потом все слова фальшивого Хекки будут тщательно анализировать. Когда после приёма Харелт в сопровождении барона буквально выполз на улицу и растёкся лужицей на сиденье коляски, то совершенно искренне сказал: – Уф… лучше бы там и впрямь были девицы, которые по очереди домогались меня с вечера до утра. С ними я хоть знаю, чего надо делать. Стратавен на это лишь загадочно улыбнулся. И со следующего дня начал таскать столичного гостя уже по разным увеселительным мероприятиям. Глупая череда праздников длилась неделю, за которую дома уважаемых людей и лица ночных подружек слиплись во что-то неразличимое, а Харелт всё больше ощущал себя новобранцем, которого с мешком песка на плечах заставляют проходить полосу препятствий. Барон же всё это время – как ему казалось незаметно – старался набиться к молодому оболтусу в близкие друзья. На взгляд Харелта актёр из Стратавена был посредственный, он не так уж редко выходил из роли. Тем не менее Харелт ему старательно поддакивал, изо всех сил изображая простофилю с огромным самомнением. Наконец рыбка клюнула. Они как раз полночь-заполночь возвращались с очередного бала, который давал богатый купец. Когда уже садились в коляску, Харелт искренне вздохнул: – Надоели. Такое ощущение, что не в город приехал, а в бордель элитный. Каждая вторая пытается залезть ко мне в постель. И ладно бы чего умели… – Скажете, дан Хекки, лучше бы книжки читали? – А… если бы этому в книжках учили. Это батя мне все уши уже прожужжал, читай типа. Но вот этому не учат. – Ну почему? Иногда в книгах содержится истина, пусть и приходится подавать её несколько завуалировано. – Про секс тоже? – ухмыльнулся Харелт. – В какой-то степени да. Харелт ответил не сразу, изображая смущение. Хотя сердце совсем по-настоящему бешено заколотило о рёбра. Вот оно, пошло! Не зря вчера его вещи обыскали. Причём сделали всё настолько аккуратно, что если бы не большая практика помощником следователя под руководством отца Энгюса и поэтому немалый личный опыт, Харелт ничего бы не заметил. Значит, в вещах нашли сочинения Гаврана, хоть и запрещённые, но всё равно среди золотой молодёжи популярные. А кроме описания оргий с подростками, формально из-за которых цензорский комитет канцлерского совета и согласился с пожеланием Синода запретить творчество Гаврана, изрядная часть книги была посвящена ведьмам и всем прочим, хлебнувшим тёмного искусства – и потому прославившихся как отменные любовницы.