Страница 94 из 101
— Идём отсюда. Не хочу, чтобы «эти» нас слушали.
Талиан едва успел заметить направление, в котором скрылся нэвий, как его фигура растаяла между деревьев. Будто и не было вовсе. Низко поклонившись статуям на прощанье, он одними губами прошептал:
— Спасибо, — и побежал за отцом.
Губы растянулись в улыбке — не удержать! Талиан боялся, что на радостях расплачется. Именно сейчас, когда должен казаться сильным и храбрым, по-настоящему взрослым. Но боги подарили ему второй шанс! Он не мог его упустить!
Когда Талиан догнал нэвия, тот сидел на поваленном бревне — сгорбленный и одинокий. От вида напряжённой спины и понурых плеч стало больно. Но почему?..
— В чём моя вина? — произнёс Талиан вслух, садясь у другого края бревна, и с силой сцепил перед собой руки. — Я правда не понимаю…
— Мёртвым нельзя забирать кровь живых. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Это… — Нэвий тяжело вздохнул и зарылся лицом в ладони. Теперь его голос звучал ещё глуше. — От этого быстро теряешь разум. Хуже любого вина. Потому что на время… забытые чувства возвращаются. Осязание. Вкус. Запахи. Будто снова живой… Но я мёртв! Мёртв… и должен принять это как данность.
Талиан распахнул глаза. Мёртв?! Значит…
Перед ним и правда сидел сейчас отец.
— Но что плохого в том, чтобы почувствовать себя живым? — спросил он с опаской. — Пусть и ненадолго?
— Что плохого? — Нэвий отнял ладони от лица и усмехнулся. — К этому быстро привыкаешь и уже не можешь обходиться без крови. Становишься алчным, голодным. А если рядом есть человек, готовый делиться ей добровольно… на короткое время даже возникает иллюзия жизни.
— Я всё ещё не понимаю, почему это плохо.
Нэвий взглянул на него сурово, но потом вздохнул, передумав ругаться, и подсел ближе.
— Потому что тот, кто делится кровью, угасает за считаные дни. Даже крепкие духом сгорают за один-два онбира, как непотушенные на ночь свечи. А тот, кто её забирает… он уже не в состоянии остановиться. Доброта, любовь, стремление защитить — всё меркнет перед пробудившимся голодом. — Нэвий брезгливо скривился. — Видел я таких. Бродят по земле неприкаянные, ищут следующую жертву. И поверь мне, в них нет уже ничего человеческого.
— Так вы… вы… — Талиан пытался произнести это вслух, но слова застревали в горле.
— О чём ты хотел со мной поговорить?
— В-вы т-так с-сердились… Не х-хотели, чтоб-бы я умер?
Талиан проклинал себя за дрожь в голосе и щенячий взгляд, за вспотевшие ладони и зачастившее сердце, но всё равно застыл, вцепившись в нэвия глазами. Боялся пропустить любое движение губ или глаз, которое выдало бы отношение к нему отца.
Он молчал, нэвий молчал тоже. Обоюдное молчание неприлично затянулось, стало неуютным и как будто колючим.
Наконец нэвий спросил:
— Неужели мой ответ настолько для тебя важен?
Отведя взгляд, Талиан кивнул. Произнести хоть что-то вслух не было сил.
— Твоя любовь меня пугает. Не могу найти для неё причин.
Слова обожгли болью. Внутри всё сжалось, стало трудно дышать. Талиан скомкал в пальцах подол туники и ниже опустил голову. Он так надеялся, что когда-нибудь наступит время, когда они с отцом смогут быть вместе. Всю жизнь об этом мечтал. Даже когда думал, что отца ненавидит.
Просто не понимал тогда, сколько в этой ненависти было любви.
— Тогда примите её как данность! — выкрикнул Талиан отчаянно и сжал кулаки. — Хотя бы… просто… не отвергайте! Неужели… Неужели о многом прошу?..
Нэвий встал, и Талиан вскочил следом, испугавшись, что тот уйдёт.
— Куда вы?!
— Я должен тебе кое-что сказать. Важное. Лучше сядь.
— Нет уж! Я постою!
— Как хочешь. — Нэвий посмотрел ему в глаза, и от этого взгляда по коже пронёсся озноб. — Твой отец тебя не любил. Это правда. Горькая, неудобная, вероятно, тебе совершенно не нужная, но правда. Её надо принять. Только я — это не он. Я… я не хочу оставаться заложником прошлого.
— Что вы хотите ска…
— Талиан, м-мальчик м-мой, я не желаю тебе смерти. — Нэвий невесомо опустил ладони ему на плечи, как будто был способен их сжать. — Не прощу себе, если ты умрёшь из-за меня. Лучше развоплощусь, чем позволю тебя ещё раз напоить меня своей кровью. Потому что готов пол-лю… л-лю… — запнувшись, тот так и не смог выговорить слово и закончил иначе: — Принимаю твою любовь.
Прав был нэвий — лучше присесть.
Талиан рухнул на бревно, словно у него подкосились ноги. Хотя… По сути, так оно и было.
— Что с тобой? Головокружение? Слабость?
Отрицательно мотнув головой, Талиан взглянул на нэвия: тот беспокоился за него и, кажется, искренне.
— Вы не мой отец?
— Я его нэвий. Это другое.
Талиан увидел, как на тунике стали появляться тёмные пятна. Глаза жгло, будто в них сыпанули песка. Пришло запоздалое осознание: эти пятна — его слёзы.
— Думал раньше, что мой мир разрушен. — пробормотал Талиан дрожащими губами, глотая слёзы. — Воин? Я им не стал, хотя всю жизнь потратил на подготовку… Император? Сейчас вся власть в руках тана Тувалора. Друзья? Я потерял Зюджеса. Не знаю, когда мы теперь встретимся снова, а Демион… с ним всё стало ещё сложнее. Любовь? Нужен я Эвелине, как телеге пятое колесо. Она крутилась возле меня из-за Маджайры. И только из-за неё решилась помочь. Семья? Только тут… тут…