Страница 87 из 101
Стоило ей закончить фразу, как из треугольника под ошеломлённый вздох собравшихся появилась голубая сияющая нить и осторожно, словно на ощупь, потянулась к груди Кериана, войдя ему точно в солнечное сплетение. Он ахнул и отступил на шаг, но затем, справившись с болью, вернулся на место.
Все уставились на нить, как на какое-то чудо. Даже дышать перестали. В зале не стало слышно ничего, кроме глухих и размеренных ударов тарана и дребезжания металлических пластин на двери, которые начали отходить.
— Кто следующий? Эвелина? — поторопил Талиан, разглядывая изумлённые лица. И чего вылупились? Ничего же ещё не закончено!
Отмерев, Эвелина напряжённо выдохнула и произнесла слова свидетельства. Из её треугольника вытянулась тонкая, словно струна, золотистая нить — и Кериан несвоим голосом взвыл, припав на одно колено.
В воздухе запахло, как после грозы — хорошо, свежо. Окружавшие их воины по одному начали приходить в себя и отворачиваться.
Дальше шёл Демион. Его нить оказалась малиновой и не в пример более толстой, чем у девчонок. Под её давлением Кериан упёрся обеими руками в пол и задышал так тяжело и надрывно, будто отмотал по плацу кругов пятьдесят, не меньше.
Но жалеть его было некогда. Талиан произнёс заключительные слова ритуала, и из треугольника вытянулась не нить — настоящий канат, толщиной с мужское запястье. Когда его конец достиг груди Кериана, тот не выдержал: завалился набок и растянулся на полу.
По зале разнёсся пугающий, по-звериному дикий крик боли, но страдал не только альсальдец: у Эвелины подрагивала нижняя губа и по лицу текли слёзы, Демион скрипел зубами и катал по щекам желваки, Маджайра, стоя на месте, пошатывалась, как под порывами шквального ветра, и тихонько стонала.
От призванных ими нитей в зале стало светло, как днём. Вокруг Кериана медленно вырастал разноцветный, сине-красно-жёлтый кокон. И Талиан вдруг с ужасом осознал: настоящий ритуал начался только сейчас.
В тот же момент треснул, переломившись надвое, засов — и дверь поддалась. В щели между створками замелькали чьи-то лица. Альсальдцы спокойно, без суеты, подошли ближе, не отвлекаясь больше на ритуал, и загородили широкими спинами весь обзор. Талиан поёжился, чувствуя, как отмирают от холода пальцы и ладонь, и чуть не подпрыгнул на месте, когда на него обрушился громоподобный рык тана Тувалора:
— Быстрее, вашу мать!
Талиан с силой зажмурил глаза, пытаясь прогнать страх — вытравить его из души целиком, без остатка, — и мысленно зашептал: «Его власть надо мной закончилась. Я не его воспитанник. Он не мой наставник».
Глупо? Кто бы спорил. Помогло? Не особо. Но иногда нужно делать хоть что-то, чтобы не стоять столбом, не делая вообще ничего.
Левая рука с треугольником заледенела до самого плеча — не пошевелить и пальцем, но Талиан всё равно попробовал повторить заклинание, показанное нэвием. Приложил правую руку к груди. Загрёб пальцами воздух, сжимая их в кулак, потянул, но… бестолку! Одной рукой проявить из небытия нити не получалось.
— Что ты делаешь? — напряжённо спросила Маджайра.
У неё по виску тёк пот, плечи опустились, словно несли на себе невидимую тяжесть, но сестра держалась.
— Помоги мне! — Талиан поймал её руку и притянул к своей груди, на ходу складывая ладони бабочкой. — Представь что-нибудь ласковое, тёплое. Какое-нибудь очень светлое воспоминание. Представила?
— Они вот-вот прорвутся! Какое… кхем… ещё воспоминание?! Ты шутишь?!
Плюнув на приличия, Талиан подался вперёд и поцеловал её в кончик носа, в щёку, в уголок губ. Решил, раз воспоминания нет, надо его создать. Делов-то? И по мере того как он целовал её лицо, под пальцами в самом деле стало теплеть, но едва-едва. Недостаточно для заклинания.
Талиан отодвинулся на мгновение, чтобы выцепить взглядом разлетевшуюся в стороны дверь — яростно лязгало оружие, шелестела одежда, в нос ударил запах свежей крови, — а затем поцеловал самую красивую девушку империи в губы. Горячо и остро, будто с жизнью прощался, но не чувствуя при этом ни сладости, ни внутренней дрожи.
Ничего не чувствуя, по правде, кроме жгучего стыда.
А заклинанию словно этого и было надо — грудь обдало едва сдерживаемым жаром. Хотя странно… нэвий говорил о ярком и тёплом воспоминании… Но что тогда, что сейчас Талиана пронизывала боль и запоздалая, щемящая нежность.
— Руку вверх и резко вниз, — прошептал он, отрываясь от губ Маджайры. — Сейчас!
Нити послушно натянулись между их ладонями, ушли вверх и брызгами опали на пол. В горле у Талиана пересохло, и сердце забилось часто-часто. Вроде же сработало? Но почему…
Только он захотел спросить: «Почему ничего не происходит?» — как вокруг них выросла стена. Непрозрачная, на вид прочнее, чем созданный им утром купол, глубокого лилового цвета.
— Что это? — ошеломлённо спросила Маджайра, касаясь ладонью поверхности. — Отку… — и осеклась на полуслове, увидев сплетённое из нитей слово «Круговая защита».
— Сам только сегодня узнал, что так можно.
Талиан оглянулся на остальных и нахмурился. Если Демион, сидя на коленях, шипел сквозь зубы ругательства на шалейранском, самую грубую и грязную площадную брань, но как-то держался, то Эвелина совсем сникла. Она и до этого выглядела неважно, а теперь — когда её брови и ресницы заиндевели, а от лица отлила вся кровь — казалась белее снега. И уже не стояла. Лежала на боку, прижимая покрывшейся ледяной коркой треугольник к груди.
Кериан полностью скрылся в коконе из нитей и не издавал ни звука.
Зловещая тишина пугала. Гораздо спокойнее было, пока он кричал.