Страница 49 из 101
— Зачем давить из себя улыбку? Я же вижу, что ты устала.
Маджайра подняла на него тяжёлый взгляд.
— Никто не уйдёт отсюда без пожелания доброй ночи и моей тёплой улыбки. Не скажет, что император обошёл его своим вниманием. И останется верен нам, а не только нашему роду. Из таких мелочей строится большая политика. Но ты ведь не знаешь этого, верно? — сестра грустно ухмыльнулась. — Это меня воспитывали как будущую наследницу престола. Меня учили тонкостям этикета. А что знаешь и умеешь ты? Кроме того, что даже в подпитии смог отбить летящий меч подносом?
Талиан всего лишь опустил поднятую руку, хотя ему казалось, это небеса рухнули на землю, разрушив мир в его душе до самого основания. Вначале он пытался предложить сестре свою защиту. После, когда узнал её лучше, хотел сделать помощницей и другом, но в итоге им не осталось ничего, кроме соперничества.
Что ещё за выпад в его сторону? Откуда взялось это желание уязвить и выставить неумехой? Разве он хоть раз, хоть в чём-то её обидел? Кроме того, что оказался не таким послушным, каким, должно быть, виделся до сих пор.
— Доброй ночи, сестра, — с этими словами Талиан покинул праздничную залу.
В коридоре плясали сумрачные тени от дрожащих на сквозняке огней, было тихо. Непривычно тихо, после бесконечных тостов, галдящих гостей, музыки и танцев. Даже звук его шагов скрадывал толстый ворсистый ковёр.
Завернув за угол, Талиан раздражённо пнул стену, устало вздохнул и прислонился к ней головой. Холодный мрамор остудил разгорячённый лоб, а запах каменной кладки вернул в то время, когда вместо порки розгами его наказывали тем, что запирали в чулане.
Давно это было.
Почему Маджайра видит в нём ребёнка? Почему винит в недостатке знаний и подготовки? Он всему научится. Дай только время! Он же в лепёшку разобьётся, но станет великим императором, таким же великим, как его дед Шакрисар V или прапрадед Язмарин VII. Но… наверное… одного желания стать великим мало?
Талиан вполсилы ударил кулаком в стену и ещё раз тяжело вздохнул.
Надо было идти спать. От всех этих раздумий только голова пухла и не становилось легче.
Как раз рядом хлопнула дверь, кто-то вышел в коридор. Талиан хотел у него узнать — нет ли где прохода для слуг? — потому что возвращаться к главной лестнице не хотелось. Велик был риск столкнуться по дороге с таном Тувалором, или ещё хуже — с Демионом. Но человек, ещё мгновение назад стоявший не далее двадцати шагов, вдруг бесследно исчез. Причём Талиан мог поклясться, что тот, как стоял, так и провалился вниз, сквозь ковёр и мраморные плиты, словно в болотную топь ушёл.
Впрочем — он протёр ладонями лицо — меньше надо было пить.
Тогда и люди мерещиться в тенях трепещущих светильников не станут.
Талиан вернулся к главной лестнице, но всю дорогу до покоев его не отпускало тягостное ощущение надвигающейся беды. Как будто он стоял на пороге чего-то очень важного, но настолько величественного и пугающего, что его разум не был в состоянии принять увиденное.
Человек был и исчез. Ему показалось? А как же открывающаяся дверь? Её скрип и хлопок?
И уже засыпая, Талиан вдруг подумал, что увиденный им в коридоре человек мог уйти через люк в полу или нырнуть в потайную нишу. Учителя любили травить байки про тайный культ Шалитша. Его послушники знали особые техники, позволяющие им незамеченными прокрадываться в дома и совершать убийства. За деньги и для свершения справедливой мести, естественно!
Что было весьма удобным, ведь «справедливость» мести всегда определял заказчик.
Растревоженный этими мыслями, Талиан во сне сам превратился в убийцу Шалитша. Зачем-то перебрался через забор, пролез в чужой дом и долго прятался в корзине с бельём. Пока его не обнаружила девушка и не завизжала от испуга. Он должен был свернуть ей шею. Голос в голове свистяще нашёптывал ему это: «Убей её! Убей же!»
А девушка, похожая одновременно и на Маджайру, и на Эвелину, почему-то никуда не убегала. Стояла и ждала, когда свершится месть. Даже когда он обхватил руками её шею… Даже когда под пальцами хрустнули позвонки…
Резко сев на кровати, Талиан некоторое время приходил в себя. Сердце колотилось, как у до смерти напуганного зайца, во рту словно помои разлили, а голова медленно наливалась тяжестью.
Он отёр ладонями лицо и осмотрелся. Уже был день? Сколько он проспал?
Талиан спустил ноги с кровати и тут же их отдёрнул, почувствовав под ступнёй чьё-то тело. На полу, свернувшийся от холода в комок, лежал вчерашний танцор. Руки и ноги ему связали верёвками, а одежды, чтобы прикрыться, никакой не дали. Только сейчас, вблизи, Талиан рассмотрел на его шее золотой ошейник раба с гербом императорского рода.
Странно… Это он вчера попросил его сюда привести?
Голова была тяжёлой, мысли путались. Может, и попросил.
— Эй! Вставай! — Он прикрикнул на раба.
Веки на лице у юноши пару раз дрогнули, но он так и не проснулся. Талиан аккуратно сполз с кровати и вышел в соседнюю комнату, где всё время дежурил главный распорядитель. Поначалу его присутствие казалось лишним и напрягало, но он быстро привык к упитанному бородатому тонфийцу, расплывавшемуся в масляной улыбке каждый раз, стоило к нему обратиться.
И почти смирился с его бесконечным аканьем и шиканьем — неотъемлемой частью тонфийского говора.
— Который час?
— Уже отзванили палавину третьева, ваше императорскае велишество.
— Ясно. — Талиан потянулся, разминая шею. — Тогда вели принести сюда что-нибудь поесть.
— О! Павара к завтраку пригатовили фруктовый пирог и запекли павлина, фаршированнова грибами и квашенай капустай…