Страница 19 из 101
Промучившись в незнакомой обстановке час, может, два, Талиан наконец заснул. И сколько-то проспал, наверное, пока сквозь прерывистую дрёму до него не стали доноситься крики матросов и топот многочисленных ног. Корабельная качка заметно усилилась. Но, не желая просыпаться, Талиан натянул одеяло на голову и перевернулся на другой бок — и снова провалился в небытие.
Во второй раз он проснулся оттого, что под край одеяла натекла вода и ему стало мокро лежать. Талиан откатился в сторону и попробовал снова уснуть, но тут относительную тишину разорвал пронзительный вопль. Что-то тяжёлое шмякнулось на полог шатра: растяжки натянулись, треснула парусина, — и на палубу в шаге от него рухнул мальчишка.
Сонливость как ветром сдуло.
Талиан откинул одеяло в сторону и подполз ближе. Мальчишка казался мёртвым: лежал на боку в изломанной, неестественной позе с вывернутой рукой. Красная повязка сползла с головы на лоб, скрыв половину лица. От левого плеча по локтю к ладони протянулся багровый след спёкшейся крови толщиной в палец. Зюджес рассказывал, что так бывает, если, падая, ухватиться рукой за верёвку — кожа тогда стирается до мяса.
— Гайда!
Вздрогнув, Талиан поднял глаза. В шатёр ворвался мужчина — детина огромного роста со всклокоченными соломенными волосами — и сразу кинулся к мальчишке, перевернул, прижался ухом к груди.
— Слава Адризелю, живой! Эй, капитан, Гайда — живой!
— Возвращайся! Ты нужен мне здесь! — разъярённый голос, донёсшийся с кормы, пробрал до мурашек по коже. — Толстый — следующий! Срежьте, вашу мать, уже парус!
Матрос устроил голову сорвавшегося мальчишки на вещмешке, укрыл того одеялом и стрелой вылетел из шатра.
Ни полслова ему не сказал!
Талиан попытался встать на ноги, но его тут же опрокинул на колени сильный крен корабля. По доскам от правого борта к левому потекла вода. Когда равновесие ненадолго восстановилось, он вскочил и замер, раскинув руки, в полуприседе. Корабль накренился на правый борт, Талиана мотнуло в сторону — и он, быстро-быстро переставляя ноги, вылетел из шатра.
Над морем висели такие чёрные тучи, что было не разобрать: день сейчас или уже ночь. Туника моментально натянулась и облепила тело, захлопала под яростными порывами многократно усилившегося ветра. Талиан онемел, заворожено глядя, как край палубы у его ног медленно опускается к воде, как скрываются в морской пучине два ряда вёсел — и чернильно-синяя бездна распахивает бездонную пасть.
Сжалься, Адризель, и помилуй!
По небу раскатами молний и утробным рыком пронёсся гром. Волна, разбившись о борт, подняла целый фонтан брызг и частично перехлестнула на палубу. Не удержав равновесия, Талиан бухнулся вниз. Его подхватило волной, закрутило и потащило по палубе. Глотку и ноздри залило водой.
— Держитесь! — прокричал кто-то над ухом и пихнул Талиана к стойке решетчатого фальшборта.
Накатила следующая волна. Он попытался разлепить глаза и осмтореться — бестолку! Глаза жгло от соли, было трудно даже дышать. Мимо него на приличной скорости пролетел Андмар и вывалился за борт. Кто-то кинул ему верёвку. Но выберется ли?..
Ему бы о самом себе думать, а он!
Талиан закашлялся, выплёвывая воду. Туника вымокла насквозь и прилипла к телу. Его зазнобило. Обессиленный, он вжался спиной в доски палубы и крепко ухватился за стойку фальшборта. Прямо над ним по натянутому тросу с зажатым в зубах ножом лез длинный худощавый матрос, и половина команды подбадривала его крича:
— Толстый! Толстый!
Очередная волна, перехлестнувшая за борт, окатила Талиана всего. Резко стало не до гляделок. Он опять наглотался воды. Это бесило. Кое-как поднявшись на четвереньки, Талиан пополз вперёд, к месту, куда привязывались пеньковые канаты, идущие от палубы к нижним краям прямого паруса. Где-то за ними обычно располагался спуск на среднюю палубу.
С туники и волос ручьями текла вода. Тело била крупная дрожь. Каждый порыв ветра выдувал тепло, норовил опрокинуть и стащить с палубы вниз — в ненасытную утробу вспененного, бушующего моря. В горле, в груди, в висках — даже в пальцах — набатом грохотал пульс.
Страшно было до одури, но Талиан крепче стискивал зубы и заставлял себя ползти. Он почти дотянулся до каната, когда в палубу, чуть не оттяпав ему пальцы, вонзился нож. С реи донеслись обрывки грубой моряцкой брани, а следом — звонкий треск надломившегося дерева. Матрос, которому поручили срезать парус, вместе с обломками реи упал вниз.
Над морской поверхностью поднялся высокий столб брызг — вот и все похороны.
По рядам матросов пронёсся вопль дикой, затравленной боли. Корабль подняло на гребне волны, горизонт озарила вспышка молнии, и только сейчас Талиан понял, отчего царит такая суматоха.
Из-за неубранного паруса корабль сносило ветром прямо на торчащие из воды скалы. Их всех ждала верная смерть. И даже совместные усилия гребцов не спасали! Лишь оттягивали это мгновение.
Адризель, ну почему? Почему здесь не было Зюджеса?!
Друг грезил морем с самого детства. Так же сильно, как Талиан — книгами. Он бы сообразил, как удержать корабль и спастись самому…
В грудь будто что-то толкнуло, а следом по телу разлилось тепло. Посреди пронизывающего холода — и вдруг тепло? Он посмотрел вниз: серебряная пластина налилась голубым и светилась даже через тунику.
Адризель, спаси и помилуй! Что вообще сейчас происходит?! Это же… это… чудо!
Талиан обвёл паническим взглядом корабль, и в мыслях вдруг стали возникать названия, которых он просто не мог знать, вместе с пониманием назначения узлов и канатов. Когда его окатила очередная волна, он не почувствовал ни удара, ни леденящего холода. Вцепился, как сумасшедший, обеими руками в нож и тянул его, раскачивая из стороны в сторону.