Страница 18 из 101
Слуги, меж тем, вывели в поводу коней для него и тана Тувалора.
— Да здравствует будущий император! — воскликнул сений Брыгень и, встретившись с ним глазами, склонил голову.
— Да здравствует его императорское высочество! — повторил нестройный хор из грубых мужских голосов.
Подобное внимание было слишком непривычным. Талиан неуклюже шагнул к коню. Зачем-то стал перестилать сложенную в три раза войлочную попону. Пока наконец мысленно не собрался. Он — будущий император, а, значит, должен быть готов и к любопытным взглядам, и ко всеобщему вниманию. Он передёрнул плечами, упрямо поднял подбородок и, наступив ногой на услужливо подставленную спину конюшего, забрался на коня.
Взгляд скользнул по головам собравшихся, но Зюджеса нигде не было видно. Неужели не придёт?
— Поехали! — скомандовал тан Тувалор, и Талиан уныло развернул коня к воротам, вклиниваясь в цепочку всадников.
Глаза предательски защипало. Как он мог уехать, не попрощавшись с Зюджесом?
— Эй! Подними голову! — раздалось откуда-то сверху.
Талиан завертелся, едва не свернув себе шею. На крепостной стене, размахивая флагом с императорским гербом, стоял Зюджес. Он улыбался от уха до уха. Волосы и тунику, облепившую тело, нещадно трепал ветер.
— Будь самым лучшим императором! Слышишь? Я в тебя верю! Талиан! Друзья навсегда!
Зюджес кричал что-то ещё, но ветер уносил его слова прочь. Талиан развернулся и, приложив руки ко рту, что было сил прокричал:
— Обязательно буду! Обещаю!
Вот и всё.
Крепость постепенно уменьшалась в размерах — каменистая гряда петляла, выводя всадников к берегу, — пока перед ними не выросли стены Уйгарда.
Талиан редко выбирался в город. По ощущениям, словно со скалы в бурную реку упал и по стремнине пронёсся через пороги. Со всех сторон кричали зазывалы в торговые лавки и голосили мелкие лоточники. Вереницей тянулись рабы с тюками и бочками на спинах. Толкались портовые работяги, нахваливали свежий улов рыбаки, куда-то спешили моряки — в кабак или на корабль, не разберёшь.
Толкотня на улицах, примыкавших к порту, стояла такая, что яблоку некуда было упасть. Даже будучи конным, Талиан едва пробился к нужному пирсу. К нему тут же подлетел взмыленный сота Колбин и отобрал коня, которого, как выяснилось, следовало отвести к другому кораблю, приспособленному для перевозки живого груза.
— Вон те шесть больших военных кораблей да ещё с десяток мелких, торговых — это всё наши. Смотри, не заблудись, — с усмешкой произнёс Демион, который сидел на сваленных горой ящиках и грыз яблоко.
Его тоже приодели в шёлковую тунику и длинный шерстяной плащ, только все украшения были из серебра, а туника синей и с гербом Светлых танов.
Талиан зло скрипнул зубами, но отвечать не стал. Будущий Светлый тан — как же! Чтоб его зулунцы живьём сожрали! Этот титул должен был достаться Зюджесу.
Пнув с досады подвернувшийся под ногу ящик, Талиан в одиночестве дошёл до конца пирса к кораблю, на котором ему предстояло плыть.
Тот оказался просто огромным! Шестьдесят шагов в длину, не меньше, с тремя рядами вёсел и золочёной женской фигурой на носу. Над палубой, в центре корабля, возвышалась мачта с убранным парусом, а вдоль борта красными буквами тянулось название «Маджайра».
Обойдя корабль, Талиан придирчиво осмотрел носовую фигуру. У неё были длинные волнистые волосы до бёдер, высоко вздёрнутый острый подбородок, крупный прямой нос, широкий рот, большие выразительные глаза и просто огромные груди, размером каждая по здоровой дыне. Если фигура и напоминала его сестру, то очень отдалённо.
Однако в том, что корабль назвали в её честь, можно было не сомневаться.
Талиан поднялся по трапу на борт и огляделся. С десяток сергасских воинов устанавливали на палубе шатры из плотной парусины: один ближе к носу судна, другой — к корме. Другие таскали вещмешки и сундуки с ценным грузом, который нельзя было доверять рабам. На носу тан Тувалор беседовал с незнакомым рыжебородым мужчиной в ярко-красной повязке на голове.
Они о чём-то ожесточённо спорили.
По донёсшимся обрывкам фраз, Талиан понял, что капитана корабля — а мужчина оказался именно им — беспокоил ветер и перемена погоды. Он уговаривал тана Тувалора повременить с отплытием. Наивный.
После письма тана Анлетти о промедлении не могло быть и речи.
Тан Тувалор уже вычеркнул из списка церемонию прощания, торжественный выезд и напутствие жрецов главного городского храма, так что никаких задержек в порту не потерпит.
Талиан зашёл в ближайший шатёр и огляделся. Только треть площади пола успели застелить войлочными одеялами. На пустом пространстве голых досок лежали, сваленные в гору, личные вещмешки воинов и тюки с необходимыми в плавании вещами. Возле центрального шеста стоял небольшой столик и сундук с письменными принадлежностями. Оба — редкой и очень дорогой работы мастеров по дереву из Кюльхейма.
Раздевшись до нижней туники, Талиан снял все украшения, завернулся в шерстяное одеяло, подложил под голову первый попавшийся вещмешок и закрыл глаза. Несмотря на прошедшую ночь, он чувствовал себя уставшим и невыспавшимся. Но всё вокруг было слишком непривычным, чтобы уснуть: ритмично поскрипывали доски, пахло деревом и смолой, волны с плеском бились о борт, то и дело кричали или крепко бранились друг с другом матросы.
Зюджес называл корабли домом. Говорил, если не слышит, как гребцы под размеренную барабанную дробь налегают на вёсла, то час-другой будет ворочаться, прежде чем уснёт.
Талиан снял с шеи серебряный треугольник и поднёс к глазам. Дырки для цепочки были пробиты в углах с буквами «С» и «А», подчёркивая первоочерёдность брака Адризеля и Суйры. Подобным образом треугольник носили только в Сергасе. На внешней стороне пластины был выгравирован круг, перечёркнутый пополам вертикальной стрелой. Так изображали символы Суйры — щит и нацеленное в небо копьё. И в довершение на внутренней стороне Зюджес нанёс семейный девиз: «Погибай, но не сдавайся!»