Сонилим

— Дай этой гордой птице напиться, иначе не успеешь оглянуться — будешь его вытаскивать на ходу из-под копыт.

Багги еще раз хмыкнул, а Матвей без слов присосался к емкости. После четвертого глотка Багги вырвал у него из рук настойку и вернул термос мне. После, так же молча мы выдвинулись в путь, где проводником выступал Волар — как самый опытный и знающий лучше всех эту местность.

Ночь потихоньку шла на убыль.

Как и настроение. Впрочем нет, настроение давно помахало беленьким платочком и ушло в неведомые дали.

Сказывалась усталость. Даже не усталость — изнеможение. За все время моего здесь пребывания мне не выпало ни одного спокойного дня. Стресс и постоянные передряги, в которые я с завидной регулярностью попадала, не могли сказаться положительно на моем самочувствии, как физическом, так и психическом. Хотелось спасть. Уснуть, как минимум на неделю, и проснуться в своем доме с уверенностью, что все это мне приснилось. Или было бредовым воображением. Да хоть что-либо! Только бы не чувствовать себя настолько лишней в этой пестрой компании.

И темные.. Их отношение ко мне — моя вина. И только моя...

Капитану Очевидность внутренних голосов захотелось дать по морде: естественно — моя вина! Это ведь не какой-то левый лысый ёжик половину деревни темных прикончил. Это я, Света Зорина, под громкоговорящим псевдонимом Сианы Морид на пару с Кассионой и Кассом, братцем-рыжиком, ворвались в "мирную" деревню темных (родители Касси в плену там оказались тоже "случайно") и истребили всех ее жителей, которые вышли нам нам навстречу с хлебом-солью и венками. Похоронными.

… Черный сагал неспешно приближался к месту нашего небольшого лагеря, всадник не подгоняет его. Да и зачем? Осталось всего-то около пятидесяти локтей до нас. Но уже тогда было видно, что что-то пошло не так. Делий, парламентер Кассионы, не спешил обнадеживать нас хорошими новостями. Мысленно к худшему были готовы и коты, но не настолько...

На полпути всадник свалился с сагала. Еще гаже выглядела его голова в шлеме, отделившаяся и откатившаяся на несколько локтей в сторону, до этого нанизана на стрелу, чтоб раньше времени не отвалилась. Еще одна стрела торчала со спины Делия. Это послание можно было трактовать как твердое "нет" переговорам и еще более твердое "НЕТ!" прошению об освобождении графа и его жены, родителей Касси и Касса. Увидев это, я ни секунды не размышляла над тем, стоит ли помогать подруге.

Праведное возмездие. Кровавое. Низкое и подлое. Душа умирает маленькими кусочками после каждого взмаха мечом, после каждой отправленной в рай или ад жизни. Мы не напали первыми. Мы пришли на переговоры, с надеждой, что высокое социальное положение парламентеров поможет нам сохранить жизни. Или, хотя бы, даст время на объяснение ситуации.

Мы были самонадеянными дураками. Первая летящая в нас стрела была тому подтверждением. И последний страж, упавший с лошади с деревком стрелы торчащим из-под подбородка, стал для нас знаком к действию.

Касси создала защитный купол. Тогда у нее не было той силы, что есть сейчас, поэтому он смог выдержать только первую волну стрел. Мы ринулись в бой — Касс, Касси и я. Трое оставшихся от небольшого отряда. Пощады не было никому, хоть мы… я точно пыталась не заносить меч над теми, кто не демонстрировал откровенной вражды. Но... Темные знали еще тогда, когда к ним приехал Делий, что выпускать нас живыми не стоит. Граф и графиня Де Филипп были уже мертвы. И если бы хоть один из нас остался в живых и вернулся в земли кошачьих... Да — быть войне. Жестокой и кровопролитной…

… Прах старших Де Филипп развеяли над ручьем, что протекал недалеко от селения. Гору трупов подожгли на главной площади. Само селение — я этим совсем не горжусь — тоже подожгли. Может там и остался кто-то, но мы не столь усердно проверяли. Просто прошлись по всей деревне с открытыми сосудами с маслом. Горлышком вниз. Не помню кто из котов пустил огненную стрелу. Потом еще одну. Полыхнуло так, что огонь с дымом до неба поднялись...

Ничего не жаль. Никого не жаль. Нужно просто привыкнуть к тому, что в этом мире кровь смывается кровью и смерть — смертью. Тут плешивый адвокатишка не заговорит присяжным зубы и виновного не оправдают. Если ты виноват, если ты убил — беги, если хочешь жить. Прячься сам и прячь свою семью. Ибо если найдут — на помилование можешь не рассчитывать…

Слезы выступили на глазах, судорожно всхлипнула, чем напугала Зафиас и она, резко повернувшись ко мне, едва не садонула меня по подбородку своей головой.

— Осторожней. — как можно более отстраненно прошипела я, но голос все равно дрогнул. Не научилась я еще скрывать свои эмоции как прежде.

— Ты что, ревешь?

— Простудилась. — коротко отвечаю я. В этот момент почему-то ни язвить, ни остроумить, ни, даже, огрызаться не хочется. И, большое спасибо Заф, она понимает каким-то шестым чувством, что сейчас я не могу говорить, не хочу говорить, иначе — сорвусь.