Страница 7 из 191
Погружённая в беспокойные размышления о таинственной тени, непрочном дверном замке и кожных заболеваниях, Ника так и не заснула. Промаялась до самого рассвета, а когда рассвело, поехала к отцу.
Дождь лил не переставая, а Вероника ненавидела дождь. Он навевал неприятные воспоминания. К тому же волосы начинали кудрявиться. Не теми красивыми локонами, на которые она потратила этой ночью целый час. Мерзкими смешными кудряшками, делавшей её похожей на лысеющего пуделя.
В автобусе пришлось ехать стоя, вжавшись в автобусное окно. Вероника вцепилась в поручень и постоянно хмурилась. Попыталась как можно дальше отодвинуться от сопевшего ей в затылок толстого мужика. Бесполезно.
От недосыпа разболелась голова. Она прижалась лбом к холодному стеклу автобусного окна, прикрыла глаза. Попыталась подумать о чём-нибудь приятном. Получилось почему-то только о стакане горячего чая. Мелочно как-то. Даже обидно.
Автобус, дёрнувшись, остановился. Открылись дверцы. Хлынул поток новых пассажиров. Стоявший позади мужик ещё сильнее придавил её к окну, пропуская вперёд расталкивающую всех пожилую женщину. Ника подняла взгляд на автобусную остановку и отшатнулась от стекла, врезавшись в живот толстяка.
Прямо напротив неё стоял чёрный человек. Не чернокожий, вовсе нет. Просто чёрный. Словно из мира вырвали кусок бытия, и осталась зиять пустота, мрачный безжизненный провал в реальности.
На человеке была какая-то одежда. Кажется, плащ или пиджак. Взгляд словно не мог сфокусироваться на этих деталях. Самое главное, что он был. Стоял напротив. Человеческий силуэт, но вместо него − темнота. Пустота. Совершенная. Лишь мёртвые остекленевшие глаза неотрывно смотрели на Нику. Улыбались ей эти глаза, белеющие посреди ничего. Приветствовали.
Вероника вновь прислонилась к окну. Дождь полил сильнее. Стекло помутнело от струй воды. Разглядеть чёрного человека стало совсем трудно. Но она знала, что он всё так же стоял напротив. Смотрел. Улыбался одними глазами. Ей улыбался.
Девушка неуверенно взмахнула рукой, приветствуя «глаза». Автобус поехал дальше.
Выкручивая шею и щурясь до рези в глазах, Ника не отрывала взгляда от исчезающей вдали фигуры. Её бросило в дрожь. Как можно было верить своим глазам, когда они видели столь невероятные, жуткие вещи?! И что это вообще было?
Растерянная и испуганная, Ника погрузилась в собственные мысли. В последний момент она вынырнула из странного забытья. Успела выскочить на нужной остановке. Чуть не прищемила белый кардиган грязными дверками автобуса. Злясь на саму себя за невнимательность, Вероника осторожно лавировала на каблуках между луж. Зонтик защищал от струй дождя, но смотреть по сторонам пропало всякое желание. И без того унылый вид серых многоэтажек и старых двориков стал ещё безрадостней. Настроение с каждой секундой становилось всё хуже.
* * *
Почти всю свою жизнь Ника жила с папой. Отец работал, по мере сил следил за воспитанием и образованием дочери и год за годом совершенствовал кулинарное мастерство. Ника всегда помогала ему по мере сил. Ей нравилось чувствовать себя «хранительницей очага», и поэтому она не считала трудным встать пораньше и сделать завтрак, чтобы порадовать папу.
И так получилось, что на второй день самостоятельной взрослой жизни Вероника надеялась прийти пораньше и успеть приготовить что-нибудь до того, как папа проснётся. Чтобы всё было как обычно.
Но сразу стало ясно, что план провалился. Провернув ключ в замочной скважине, Ника только потянулась к ручке, как дверь распахнулась.
− Доброе утро, Никуся, − пропела Наташа.
Наташа, или Наталья Владимировна, была очередной папиной подружкой. Насколько Ника поняла, отношения у них были достаточно серьёзными, хотя папа особо не отчитывался. Если до этого Наташа приходила к ним в гости крайне редко, то в этот раз, судя по всему, осталась ночевать, воспользовавшись отсутствием Вероники.
«В моей квартире,» − с обидой подумала Ника. Она понимала, что её отец вовсе не монах, но с ревностью, свойственной всем обожаемым родителями дочкам, считала, что папа должен принадлежать ей всецело и исполнять исключительно её капризы. Видеть чужую женщину в родной квартире с утра пораньше было неприятно, хотя Наталья ей относительно нравилась.
− Доброе, − сдержанно улыбнувшись, ответила Ника.
Наташа поспешила на кухню.
− Борь, Вероника пришла.
Ника зашла внутрь, впервые в жизни чувствуя себя чужой в собственном доме. Всего одна ночь в бабушкиной квартире, и всё перевернулось с ног на голову.
На кухне завтракал сонный отец. При появлении Ники он вяло улыбнулся. Взъерошенный как воробей, отсалютировал кружкой с кофе.
− Быстро ты вернулась. Не прижилась?
− Можно и так сказать. Тяжёлая ночка выдалась.
− Мне тоже всегда трудно заснуть на новом месте, − вставила Наташа.
Ника пропустила эту фразу мимо ушей. Налила себе кипяток в кружку. Старую, покрытую разноцветными ромашками. Пожамкала в воде одноразовым чайным пакетиком. У неё в квартире будут другие кружки. Не случайно попавшие на полку с посудой изделия из супермаркета, подарки знакомых и прочие недоразумения. Нет, это будет красивый дорогой сервиз из тонкого фарфора. Как у бабушки Лиды на кухне. И чай она будет заваривать в чайничке, а не пользоваться дешевой одноразовой ерундой.
Впрочем, кажется, это действительно больше была не её кухня. И нее её дом. Суетившаяся у стола Наташа только лишний раз это доказывала, накрывая на стол. Вероника присела рядом с отцом.
− Так как обустроилась на новом месте? – спросил отец, отвлекаясь от яичницы.
Это был шанс. Раз уж он сам поднял эту тему…
− Ничего, − осторожно начала Ника. – Только соседи не очень мне рады. Как и ты и говорил, они считают, что квартира у нас «нехорошая».