Страница 73 из 84
«Ты готов?» - Алекс предельно спокоен и сосредоточен. Как видно, обмен шуточками временно забыт и перенесён на неопределённый срок.
Я не могу ответить... И не сколько пропал голос, сколько силы на его использование. Просто киваю головой, глядя вперёд, в невидимую точку своего последнего отсчёта. Решение принято и согласованно, грань пройдена с началом нового этапа и зарождением предпоследнего становления. Это больше не игра, и мы прекрасно знаем об этом оба! И эта черта не только для одного человека, как и боль, которую всё-таки придётся частично поделить между собой...
«Левую руку!» - Лекс отдаёт приказы ровным, холодным тоном. Мне приходилось видеть его таким несколько раз, но сейчас это воспринимается совсем по иному. Сейчас он использует свою сокрытую силу против меня.
Поразительно, сколько ничтожно мало требуется для того, чтобы почувствовать человека (особенно самого близкого и дорогого) с совершенно другой стороны, и когда у тебя нет права сопротивляться, используя ту же реверсию. Поначалу ты не сразу осознаёшь, что это такое и почему настолько больно и почти мгновенно, без шанса и возможности на последний щадящий глоток в полную грудь. Захлёстывает с головой, перекрывая все жизненно-важные каналы, превращая тебя в немощное жалкое существо уже готовое забиться в истерике в самом тёмном углу этого каменного мешка.
Только она способна выдавить из всех твоих незаживающих ран этот токсичный гной уничижающей слабости, делая тебя абсолютно непригодным и ничтожным, направляя источник всех твоих оставшихся сил на самые отвратные инстинкты и мерзкие желания... Превращая тебя в совершенное ничто! Лишь она способна повергнуть на колени всего одним сухим щелчком пальцев и высасывать из тебя самую ценную жизненную энергию за считанные мгновения твоего полного падения. Мы часто недооцениваем её силу, особенно, когда её не испытываем. Но стоит ей войти в твои вены, наполнить твою кровь твоим же гноем – и это всё, предел, последний щелчок замка карабина фиксирующимся зажимом в кольце стальной манжеты на твоём запястье. И ведь не ты её стимулируешь, нет. Она слишком отвратительна, чтобы желать её чувствовать самому. У вины нет конкурентов – она вне правил... Тот самый джокер в твоей колоде, который всегда играет против тебя!
Почти не ощущаю холода широкого браслета из кованного железа, обхватывающего всё запястья левой руки пока Алекс не выпускает его тяжесть из своих сильных натренированных пальцев. Его вес и обмораживающая поверхность начинают проникать в твою кожу с шокирующим осознанием, что это не бутафория, и зажимы первого кольца стягивают обруч неразрывного наруча реальным блокирующим обхватом самую уязвимую часть твоей руки.
Возможно в любой другой день и при других обстоятельствах я бы и пошутил, но только не тогда. В тот вечер и в те секунды всё воспринималось иначе – по настоящему, со стынущим в коже и лёгких полного осознания происходящего, вплетающего в волокна твоей сердечной мышцы узор заиндевевшего страха, острейшей волновой отдачей по всем нервным узлам позвоночника. Нечто похожее на момент, когда ты сидишь в стоматологическом кресле и твой лечащий врач непринуждённо раскладывает перед тобой все свои рабочие инструменты или меняет насадку на бормашинке на новое сверло определённой толщины и длины. Тебя ещё не сверлят, но ты уже этого ждёшь, как неизбежного, но почти свершившегося факта.
Разве что мне тогда было несколько сложнее. Я прекрасно знал, что наказание будет приведено в исполнение, и каким оно будет очень болезненным и возможно даже слишком долгим... Но я понятия не имел как, когда и насколько сильно.
Второй парный браслет обхватывает правое запястье на этот раз более ощутимым давлением. Не успевает железо вобрать тепло моей кожи, мне уже чудится, как мои поры немеют и зудят под оттиском металлического обморожения вплоть до дискомфортного аллергического жжения. Или это чистый психосоматический эффект?
«А сейчас?.. Учти, это не на пару часов.» - «Ты же проследишь... чтобы я не задохнулся от приступа панического удушья? Теперь это входит в твои основные обязанности?» - «Дэн, это последнее замечание, которое я тебе сейчас сделаю! Я понимаю, ты нервничаешь и всё такое. Но ты пришёл сюда добровольно, а значит беспрекословно принимаешь все мои правила и условия. И твоё поведение, включая манеру словоизложения попадают под них автоматом. Только «да, Мастер!» или «нет, Мастер!» или в приемлемой для меня лаконичной, сверх содержательной форме.»
Если бы не его спокойный почти бесчувственный тон весьма терпеливого учителя с прицелом пронизывающих тебя насквозь ледяных свинцовых глаз, я бы решил, что он тоже... волнуется. Подолгу удерживаться за остро заточенные лезвия, кромсающие твою глазную сетчатку просто нереально. Примораживает к месту по самое немогу и отдаёт царапающим свербением по коже на запястьях.
У вины извращённое чувство юмора – она способна резануть тебя там, где её попросту и быть не должно не под каким соусом!
Взгляд соскальзывает, как по острым камням утёса на ложный спасительный «выступ» - к рукам Лекса, вернее к широкому железному кольцу большого обруча... к тюремному ошейнику. Те же два дюйма ширины, что и на браслетах наручей и не меньше пяти миллиметров толщины слоёного кованного металла (даже не сомневаюсь, что эти изделия не механического производства и обработки!). Никакого хромированного глянца и дополнительных гламурных примочек. Матовый «потёртый» тусклый цвет тёмного железа с примесью желтоватого оттенка латуни и единственным кольцом, впаянным где-то точно по центру. И конечно же, соединительные петли и цилиндрический сердечник встроенного замка на обеих концах. И он не просто настоящий... Тебе собираются надеть его на шею не ради забавы и далеко не на пару дней...
«Я готов... Мастер... Простите за мой спонтанный порыв... слабости...»
«Собери и убери с шеи волосы.» - как он ещё сам не принёс с собой ножниц и не обрезал мне мои космы под самый корень?
Выполняю приказ практически без заминки. Давление браслетов в дрожащих обессиленных руках на весу за головой кажется сцарапывает не только кожу, но и отдает внутри костной ткани запястьев.
Это не просто моральное и физическое унижение – это прошивка всех твоих когда-то раскрытых каналов и свободных частот ничем нестеснённого разума. Даже изнутри тебя можно не только сковать, но и намертво сшить по самым неподдающимся точкам и неразрывным волокнам. При чём ты ясно понимаешь, что ничего бы этого не было, если бы ты сам так глубоко не принимал в себя всё это, не испытывая не единого порыва к сопротивлению.
Я не знаю, что тогда случилось со временем, я просто перестал его ощущать. Оно вроде и было, даже вело счет по звеньям настоящих цепей, по четким размеренным движениям уверенных рук и пальцев Александра Рейнольдза, по гулкой аритмии моего собственного сердца... И да, я впитывал его в себя через все это, включая окружающие запахи и картинки, как та сухая губка, смешивая эту сборную солянку в общий коктейль моей новой горькой микстуры. Тебе приходится глотать эту отвратную субстанцию, потому что кто-то убедил тебя в ее исцеляющих свойствах, будто она способна снять твою подкожную лихорадку и даже вылечить... пусть и не сразу... не за один прием.
На этот раз я все-таки вздрогнул, хотя и готовился до самой последней секунды. Возможно слишком перенапрягся. Или нервные окончания кожи на моей шее оказались невероятно чувствительными, или это старый панический рефлекс? Терпеть не могу, когда кто-то хватает или просто трогает меня за шею. Наверное, прописался еще с детства, когда весьма любвеобильный педиатр пытался прощупать на моем горле щитовидную железу, обнадежив до этого, что это абсолютно не больно. Но, как это ни странно, давление железного ошейника оказалось на удивление куда щадящим, хотя и далеко не из приятных. Чувствовать кожей, нервами, мышцами каждое скольжение, сцарапывающий разворот металла по всему обхвату шеи, механические щелчки и натяжение скреплений со считывающими по резьбе штырями зажимов... Не могу понять, страшно мне в эти секунды или только дурно и слегка мутит?
"Можешь лечь..." - Алекс выпрямляется, молча выжидая, когда я выполню следующий приказ, подбирая по ходу цепи с карабинами с внутренними замками под ключ, как у наручников. Весь этот мой новый шикарный гарнитур он принес сюда почти час назад вместе с другими так называемыми вещами первой необходимости. Перед этим мне было разрешено переодеться в обычные спортивки и майку. Еще один великодушный жест от щедрого хозяина, хотя я уже был готов провести первую ночь в его доме практически голышом и не на топчане.
"Постарайся заснуть пораньше и выспаться к утру." - напутствие перед уходом? Под глухой лязг тяжелых звеньев кандалов – двух коротких отрезков цепи (не больше фута каждая) защелкивающихся теми самыми карабинами в кольцах на наручниках и ошейнике.
"Я бы мог дать тебе снотворного, но боюсь, завтра после него ты будешь туго соображать и... ощутимо тормозить. А это может нам обоим не понравится."
Заключительные манипуляции? Мое дыхание все-таки сбивается. Алекс спускает, вернее перетягивает через верхнее кольцо в потолке конец еще одной более толстой и длинной цепи. Ее карабин замыкается на центральном звене цепи наручников уже знакомым, но далеко не успокаивающим механическим щелчком. Натяжение ее звеньев передается второму "отрезку", протянутому от кандалов на руках до кольца на ошейнике на моем горле. Почти колодка, разве что частично подвижная.
Отключить или перенастроить внимание на что-то другое не удается. Ты не можешь не думать и не чувствовать, когда через тебя, через каждый твой нерв и нейрон простреливает искрой статического тока, вплоть до фактурного считывания каждого лязгнувшего на весу или на тебе железного звена, его шершавого теплого давления. Да, он вбирает жар твоей воспаленной кожи за считанные секунды. И это не страх в чистом виде... я сам не могу понять источника этого волнения. Оно просто наполняет тебя, будто передается через все эти вещи, лишая свободы передвижения с возможностью повернуться хотя бы на бок.
"Всё, Дэн, отдыхай!" – цепь натянулась почти до "упора", отмерив точную длину от моих наручников до потолка и ко второму кольцу в стене над изголовьем лежака. Алекс зафиксировал ее в том натяжении, которое посчитал для меня приемлемым он сам.
"Не переживай, я буду следить за тобой, чтобы ничего не случилось. На ночь включу у камеры звук. Если вдруг что-то не дай бог – кричи!.. Ну что?.. Готов остаться один?.." - смотрит с высоты почти двухметрового роста (снизу кажется всех трех) лишь слегка свёв брови и спрятав по привычке ладони в карманы брюк.
Не важно, что я чувству, готов или не готов, я всё равно отвечу: "Да... Мастер!" – и конечно же я не увижу в его глазах ни малейшего намека на сочувствие с мимолетным сожалением. Данное лечение не предусматривает обезболивающих препаратов.
"Тогда до завтра! И постарайся сейчас не грузиться. Утром многие вещи могут изменить свою структуру и значимость... То что было важным сегодня... - Лекс разворачивает принесенный с остальными "вещами" плед и накрывает мне ноги, подворачивая второй край где-то у груди, -...завтра может навсегда потерять свою актуальность..."
Меня постоянно и непреодолимо тянет закрыть глаза. Я мог бы запомнить все последние фразы Рейнольдза, попытавшись зацепиться за них сознанием, чтобы следующие несколько часов подбирать к ним ключ расшифровки в поисках сокрытого в них смысла. Но я просто отталкиваюсь от этого... ставлю защитный блок, хотя и понимаю, что он никогда и ничего не говорит в холостую. В словах таких людей зачастую куда больше значений, чем в подробнейших толковых словарях. И дело не в том, что он пытается (или не пытается) меня припугнуть завтрашним днем... скорей всего он хочет продолбить мне череп и перенастроить мое восприятие реальности – провести четкую черту-ограничение между тем, что есть и чего не избежать. Найти ту самую параллель между точками двух констант – изъедающей боли двух разных почти равных источника, поскольку завтра (возможно) мне придется учиться их различать и разделять...
Удивительно, как быстро обостряются все чувства, достаточно лишь запустить режим циклического эмоционального шока всего на несколько десятков вольт. И ты не просто четко слышишь (даже с открытыми глазами) чужие шаги, раздражающий звук плохо смазанных дверных петель, щелчок проворачивающегося в замочной скважине ключа – ты буквально впитываешь эту вибрацию в себя до самого последнего беззвучного скольжения. Или как любая попытка пошевелить пальцами, запястьями, кистями скованных рук отдает шоковым прострелом прямо в костный мозг даже через затекшие, практически онемевшие суставы и мышцы (или особенно через них!)... Или как тебе уже начинает казаться, что ты не только ощущаешь тяжелое тепло шершавого железа, его резкий холодный запах, ты буквально чувствуешь его привкус у себя во рту не менее острый и тошнотворный, будто тебе брызнули на язык парой капель горячей крови... Fuck!
Не думать о том, что завтра быть может навсегда потеряет свою актуальность? Алекс, да ты большой оптимист, и пифия из тебя явно не кудышняя...
Если бы и вправду было можно отключиться и почти сразу же, и проснуться кем-то другим, а не воскреснуть, как обычно из очередного кошмара обострившихся эмоций и нещадных видений... бл**ь... Завяжи мне глаза, забей слух плотным вакуумом, но это лишь усугубит или ускорит твое приближение.
Нет, я дышу так часто не из-за тяжести этих цепей на груди (и уже почти в груди, в легких). Их физическое давление ничто по сравнению с тобой! Это ты – моя цепь, самая реальная, неразрывная и единственная, чьих звеньев затягивающихся на моем горле я не боюсь. И я не хочу сегодня терять их ощущение... Терять тебя!.. Мое порывистое дыхание с гулким стуком сердца поглощают не эти кандалы, не это магнитное железо, а ТЫ!.. ТВОИ руки и пальчики... Я пробуду с тобой сегодня до конца, до самой последней секунды, последней точки обратного отчета!
Я ещё не готов... Я не хочу с тобой расставаться... Мне страшно... Я еще никогда так не боялся потерять тебя снова... потерять или не дать тебе уйти...
Просто обними... Крепче! Разорви мои вены и артерии собой изнутри! Наполни их, затопи собой... Боже! Пожалуйста! Умоляю! Сделай это сегодня! Не дай дожить до утра! Не позволь им отобрать тебя у меня! Дай мне в последний раз надышаться тобой в полную грудь, захлебнуться твоим вкусом и запахом, слиться с твоей сладкой дрожью своей, с твоей живой, теплой, цельной и единственной сущностью – моим первозданным источником света и жизни... моей кровавой болью и черной смертью...
Ты же знала... ты всегда знала, что в нашу Вселенную нет внешнего входа! Не мы в ней, а она в нас, а значит, из этого нет выхода! Из тебя нет выхода! Из этого ада – НЕТ ВЫХОДА!!!
"Ты моя! Слышишь?! Ты моя... бл**ь! Я скорее сам тебя убью, чем позволю тебе опять от меня уйти САМОЙ!.."
Обними ещё сильней! Крепче! До хруста и трещин в костях! Только не отпускай! Мне страшно! Я же свихнусь, если больше не смогу тебя чувствовать!
Ты прав... нельзя выйти оттуда, куда ты никогда и не заходил. Ведь все это время оно жило в тебе и было тобой ВСЕГДА!.. Но это не значит, что до него не возможно добраться извне...
Ты всё ещё чувствуешь её? Всё ещё цепляешься за неё? За её слабенькие дрожащие пальчики? Пытаешься ухватиться покрепче за ее распахнутые во всю ширь глаза, за ускользающий нежный взгляд?..
Хватит, Дэн, хватит! Пора просыпаться! Открой глаза... Разожми пальцы, отпусти и открой глаза! Не заставляй меня повторять дважды! Я буду считать только один раз... ТЫ ГОТОВ?..
Три... два... один...