Страница 72 из 84
Как два обрывка боли - жизни нить...
Два мира гибнут в пламени борьбы
С тобой!.. И без тебя!.. Кого винить?
Пульс дрожью в гибком лезвии кнута
По пальцам боль стекает липкой жижей
И где проходит та последняя черта?!
С тобой!.. И без тебя!.. Уже не вижу!
В цепях, забившись, ледяных оков
С губ криком эхо прошлого сорвется
Всю боль потерь, вместив, ненужных слов.
С тобой!.. И без тебя!.. Ритм сердца рвется...
©Вейланси
Не знаю, как ему это удается – удерживать моё внимание и слух практически на высшей отметке, но все его слова продолжают загружаться в мою базу памяти в четкой последовательности, едва не продублированными файлами, пока мой шокированный взгляд медленно скользит-считывает визуальный ряд окружающих предметов. Огромный зал-галерея с длинным рядом высоких узких окон с моторизованной системой штор-жалюзи, чередующихся со стеклянными тумбами-стеллажами, отзеркаленных схожей симметричной колонной "музейных" шкафов у противоположной стены. Несколько таких высоких боксов с внутренней подсветкой мягкого желтого света заняло почти половину всей залы в идеальной "шахматной" расстановке.
"Это что?.. Твоя игровая комната? Здесь?!" – сказать, что мой спящий интерес был вытянут за шкирку из глубокого транса за считанные мгновения – скромно приукрасить действительность. Меньше всего я ожидал, что мое пресыщенное внимание с глубоко закопанными эмоциями неожиданно подорвутся на подобной мине в подобном месте.
"Я конечно догадывался о некоторых твоих вкусах и увлечениях, но чтобы все было настолько... серьезно!.. Да еще и буквально на публичный показ!"
"Вообще-то, тут все стилизованно под коллекционные экспонаты. Никому и в голову не придет, что определенная часть из этих вещей – мой рабочий материал..." – Алекс идет еще дальше, почти до середины залы, к одной из центральных тумб, в то время как мои глаза с сознанием рассеиваются по близстоящим стеклянным шкафам, вернее, по расставленным на их освещенных полках предметам. Сердечный ритм превышает норму пульса хронического алкоголика и гипертоника вместе взятых. Непредвиденный запуск заблокированного режима естественного физиологического функционирования – соприкосновение обострившихся эмоций с физическими гранями обессиленного тела. Ток дрожи по рукам, в легкие и в кожу совсем иной силы и иного источника, разве что резкий выброс охлаждающей испарины кажется все еще болезненным.
Неужели мне на самом деле настолько это интересно, что даже разум на какое-то мгновение забывается, будто хочет ухватиться за любую возможность переключиться, отвлечься, нащупать способ сбросить с себя этот неподъемный вес непосильного груза?..
И не важно, что часть моего закостенелого скептического разума относилась к подобному виду чужих увлечений заведомо предвзято и крайне цинично, меня зацепило нечто иное... Не знаю, может виною было идеально подобранное освещение, цветовая гамма общего интерьера (да хотя бы тот же трехцветный паркет в ромбовидную шашечку с преломляющимся рисунком из "трехмерных" кубиков желтого, серого и черного)? Но я однозначно ощущал что-то сверх того, что просто мог принять мой аналитический разум, считывающий окружающую визуализацию с сетчатки глаза. Некая живая пульсирующая аура сокрытой энергетической частоты, притягивающая зачарованное внимание к неповторимым формам воплощенного в реальность человеческого гения... Холодное оружие, острозаточенная булатная сталь, инкрустированные рукояти, ножны, наручи, массивные маски, потёртая кожа на перетянутых ручках и набалдашниках... Перечислить все представленные виды средневекового и более современного оружия, красующегося на полках из закаленного стекла – да здесь как минимум нужна неделя, чтобы все пересмотреть и суметь запомнить хотя бы десятую часть из общего списка экспонатов...
"Я специально просил мастера стилизовать все ударные девайсы (и мебель тем более) под "старину", так что... подобный экземпляр в секс-шопе за сотню евро едва ли где купишь... Подойди... Не бойся! Ты должен это попробовать... или скорее почувствовать. Когда просто смотришь, это все не то, впечатления совершенно иные. Пальцы и кожа должны пропустить и принять это в себя, прочувствовать вес и скрытый внутренний потенциал, который по своей сути является вашей общей связью – единым целым, продолжением твоих мыслей, желаний и возможностей!" – кто бы мог поверить, что все это Алекс говорил о длинном черном кнуте, который он в этот самый момент снимал с зажимов подставки с одной из полок центральной тумбы. Скрученная в несколько колец черная мамба (иного названия и не дашь), даже издалека было видно, что это далеко не игрушка и не бутафорский экспонат из квадрологии об Индиане Джонсе.
Не замечаю, как и что заставляет меня сойти с места, толкая-двигая прямо на Рейнольдза. Мое сознание переплетается с его движениями в хитросплетенные тотемные узоры, захватывая участки разума и зачарованной сущности подобно гипнотическим манипуляциям ловца душ.
Не спеша раскручивает кожаные кольца, распуская их по паркету один за одним плавным взмахом рабочей руки, волновой спиралью этой гибкой изящной красавицы – длинной трехметровой змеей. И кажется у меня на пару секунд остановилось сердце.
Прекрасно понимаю, что это всего лишь холодный бездушный предмет, ничего более, но откуда тогда это неконтролируемая вспышка почти детского восхищения?
"Возьми, обхвати всей ладонью, вожми набалдашник чуть выше запястья в изгиб локтя, сплети пальцы с рукоятью, как с костью, которая срослась с твоей собственной локтевой... Прочувствуй ее тяжесть и совершенную пластику."
Это уже не похоже на обычное затягивающее любопытство. Она слишком реальная и живая, со своей исключительной фактурой, тяжестью, запахом и безупречной неповторимостью. И я делаю все, что говорит мне Алекс не потому, что это от него исходят точные и правильные команды-указания, мои пальцы сами проделывают каждое движение на каком-то подсознательном уровне – врожденном рефлексе! Будто я прекрасно знаю, что надо делать и как. И как видно... мне это безумно нравится...
"Она действительно выглядит как... настоящая... Словно ей лет четыреста, не меньше... Разве что сохранилась идеально!" – не решаюсь проделать удара хотя бы по поверхности пола. Может, боюсь показаться на фоне такого профи, как Рейнольдз, криворукой мартышкой? Просто двигаю рукой, чуть изгибая запястье и скользя обхватом пальцев по тугой поверхности рукояти. Идеально подобранные по толщине и длине переплетенные особым узором ленты черной кожи будто потерты пережитым временем целых столетий и покрыты тончайшей паутиной старящих трещинок. И это якобы обычная вещь? Да в ней жизни и увлекательного прошлого больше, чем в любом смертном человеке! Не удивительно, почему воины и охотники когда-то давали имена своему оружию.
"Она и есть настоящая, потому что ее делали руки, а не бездушные машины. В этом и заключается разница современного орудия от старого. В нее вложена душа и любовь ее мастера. Поэтому ты так ее и чувствуешь, поэтому она такая живая и сильная. И ты сам начинаешь ощущать часть сокрытых в ней сил в себе, ведь чтобы совершить правильный удар – нужны двое, как одно целое!.. Ощущаешь каждое движение, вибрацию по всей длине хвоста до самого наконечника на собственной коже, в мышцах и костях, едва не до отдачи болевого ожога..."
Алекс отбирает у меня эту изящную красавицу, чтобы наглядно продемонстрировать ее возможности. Отходит в сторону где-то на пару шагов, раскручивая или подтягивая конец кнута в нужное положение под определенным углом и разворотом кисти с запястьем. Рука кажется расслабленной, чуть ли не апатично вялой, хотя и видно, что пальцы держат за рукоятку крепким неразрывным захватом.
"Работа с кнутом – это целое искусство, навык, приобретаемый не за один год изнурительной и постоянной практики. Искусный палач должен был уметь перерубать позвоночник смертнику лишь одним рассчитанным ударом или несколько суток подряд срезать кожу с мясом до кости лоскут за лоскутом, не позволяя приговоренному потерять сознание ни на минуту..."
Легкий, точнее сказать, невесомый взмах кисти... Меньше секунды, и я все-таки вздрагиваю от громкого хлопка зашипевшей от "боли" черной змеи, скользнувшей по твердому дереву вощеного паркета растянувшейся гибкой пружиной. Похоже, у меня даже челюсть свело. Пульс зашкалил по любому. Не обязательно иметь степень магистра циркового дрессировщика, чтобы понять, на что была способна эта красавица в руках такого мастера, как Александр Рейнольдз. Если я сейчас сумел пропустить ее зудящую вибрацию, отразившуюся от поверхности пола через ступни ног прямым транзитом обмораживающей спирали по всем дискам позвоночника... что же будет, когда самый слабый удар ее упругого хвоста пройдется моей обнаженной спине?
"Только в руках настоящего профессионала кнут превращается в смертельное орудие пыток. Можно бить практически не оставляя следов на теле, но при этом вырывать такую боль, которую не прочувствуешь даже с открытыми ранами. Или наоборот – вспарывать кожу до крови, до рваных рубцов, едва не до кости, и при этом человек будет испытывать лишь легкое жжение, подобие комариного укуса." – медленно, не исключено что с любовной тщательностью или завышенным вниманием, Лекс сворачивал черную красавицу в одинаковые кольца, отмерив диаметр первого по неполной длине левого локтя. И при этом по ходу, продолжал просвещать меня в тонкости профессионального Практика с нехилым стажем за плечами: "Это не просто хобби всей жизни или увлечение на досуге от скуки ради – это часть твоей сущности, продолжение тебя самого, как та же врожденная потребность есть, дышать, спать или время от времени трахаться. И этот голод не просто реален и допустим, он не излечим, не важно, на какой из сторон ты находишься. Оно в тебе уже прописано с самого зачатия. И сколько от него не бегай, рано или поздно оно тебя настигнет!" - "Ты все еще продолжаешь настаивать на своем убеждении, что я прирожденный Верх, и Тема – мой спасительный причал, отдушина, мой защитный панцирь от всех моих пожизненных заскоков?" - "Тогда ответь мне на один вопрос! – все с той же изящной нерасторопностью возвращает свернутый кнут на свое место на полку стеллажа, аккуратно защелкивая зажимы подставки. - Что ты тут делаешь, Дэн? Зачем ты здесь, если не по той же причине? Я же тебе до этого говорил не одну сотню раз, что многим, прежде чем окончательно принять свою истинную сущность изначально приходится проходить иную часть становления – перерождаться через физическую боль. Им она необходима, как и тебе сейчас. Само острейшее желание пройти по ее возможным порогам тебя сюда и привело, а это и есть неотделимая вторая сторона одной медали!"
Пока мне пытаются донести смысл моего истинного исключительного призвания, рука непроизвольно тянется за рукоятью нижнего под кнутом коллекционного экспоната. Или это сработала реверсия – поскорее стряхнуть с сознания только что пережитое и услышанное, интуитивный рефлекс спрятаться глубоко под защитный панцирь, используя внешние вещи вместо блокирующего прикрытия? Или меня на самом деле непреодолимо притянула новая, но не менее (а может и более!) устрашающая "игрушка".
"Не знаю, Лекс, я всегда относился к таким вещам крайне предвзято. У меня духу не хватит ударить подобным женщину, даже Реджи, даже если она сама будет меня об этом умолять! Это же... просто не реально! Только подержать такое в руках – уже прошивает по сердцу стынущей аритмией... Я вообразить не в состоянии, как ТЫ этим кого-то..." – у меня не хватает смелости просто закончить предложение, потому что то, что сейчас давило на мои суставы с запястьем правой руки по своему определению не выглядело не игрушкой, не тематическим девайсом.
Плетка-кошка? Милое название для смертельного орудия, способного превратить твое тело в одно сплошное кровавое месиво. Крепкая, удобная рукоятка с девятью косичками-хвостами длиной в два фута и по три кошачьих морских узла (с семью шлагами, не меньше) на каждой.
To scratch the cat? – расчесать кошку или «облегчить страдание»?
Безупречное качество исполнения, идеальная фактурная прорисовка в каждой детали и длина до самого пола при свободно опущенной вниз руки прогоняло будоражащей отдачей по всему телу лишь одним захватывающим ощущением – мощной инъекцией жидкого азота внутривенно с резким выбросом липкой испарины поверх всей кожи.
«О, это уже чистая классика!» - в этот раз Алекс не спешит отбирать у меня одну из своих исключительных «игрушек». – «Можно сказать, девайс для особо избранных. В своё время наказание с её помощью исчисляли дюжинами ударов, сейчас же редко кто способен выдержать хотя бы шесть... Но желающие, поверь, находятся.»
И что? Я должен поддержать его милую шутку со столь занимательным коротким экскурсом в историю ответной улыбкой? Не удивительно, почему я столько лет открещивался от этого безумия всеми конечностями. А то что я сейчас стоял в этом зале (почти кунцкамеры) в эти самые минуты, рассматривая все эти предметы в состоянии переменного настроения – разве это не главный ответ на все вопросы Алекса? Попытка сбежать от собственного сумасшествия с помощью не менее ненормального откровения? Но ведь я испытываю не только страх с недоверием...
Взгляд останавливается на соседней, почти последней в этом ряду тумбе с особой подборкой девайсов. Дальше начиналась зона иного коллекционного тематического добра, та самая "рабочая" или "игровая"...
"А это?.. И почему оно под электронным замком? Настоящий исторический экспонат?" – или что-то более ценное, но не по материалу и качеству исполнения?
Алекс все так же не возмутим, вернее, не теряет ни на миг ни хорошего настроения, ни бдительности. Сразу же определяет по направлению моего взгляда нужную в пространстве точку, тут же разворачиваясь к ней лицом и с апатичной грацией неспешных шагов сокращает расстояние в три-четыре фута. Открывает встроенный в бронированное стекло дверцы электронный замок, реагирующий только на тепло и оттиск определенного отпечатка большого пальца поверх сенсорного дисплея. Красный диод сменяется зеленым, разрешая доступ на "вход". Ироничная улыбка все-таки скользит по моим губам в дополнение к неверию, удивлению и легкому восхищению. Даже чуть качаю головой, наблюдая, как Рейнольдз снимает со специальной стеклянной подставки самый ценный в этой части охраняемой коллекции предмет. Широкий плотный ошейник из дубленой кожи черно-коричневого цвета. Быть может я мог бы еще понять, будь он усеян алмазами и рубинами, но он выглядел настолько "простым", буквально банальным. Единственные украшения – несколько стальных колец по всему обхвату идеальной стойки, чередующихся стальными заклепками из острых, но не особо длинных шипов. Почти классика жанра.
"Временами приходится заказывать и хранить на неопределенное будущее и такие вещи, ценность которых отмеряется совсем иными стандартами." – возвращается в поворот и два шага, протягивая мне предмет исключительной значимости так, будто это был не обычный жест дружеского общения, а куда большее и пугающе глубокое доверие. Руки неожиданно немеют, наливаясь странной тяжестью и желанием сжаться в кулаки. Я не хочу прикасаться к этому... нет, не к самому ошейнику. Мне кажется и я без того успел переступить черту, которую не имел никаких моральных прав переходить. Это чужая территория! Чужой фетиш, надежды и... чужая неизлечимая одержимость.
Но руки уже сами тянулись на ее сторону, как под воздействием сильнейшего гипноза. Я же мог отказаться, мне не десять лет. Я и без того прекрасно знаю, когда следует остановится и просто сказать нет... Бл**ь, но разве можно остановить наркомана, который ждёт своей дозы, как спасительного глотка чистого воздуха, упоительного благословения, не важно с чьей подачи. Просто на этот раз тебе предлагают ее в несвойственном тебе виде. Абсолютно новый, но не менее сильнодействующий наркотик.
Впервые, за столько времени я почувствовал что-то еще, кроме высасывающей пустоты и усыпляющей апатии. Более глубокий интерес, усилившийся ток крови с учащенным сердечным ритмом выбивающих ударов по уязвимым точкам на теле. Я даже задержал дыхание, когда прикоснулся пальцами к твердой коже этого символичного девайса – особого и знакового для обеих сторон.
Твою мать, Алекс!.. Ты как будто знал наперед, ЧТО я почувствую, и куда больше, чем просто приятную тяжесть с легким покалыванием в рецепторах чувствительных подушечек ладоней. Не только почувствую, втяну в легкие специфический островато-кислый запах обработанной кожи, но даже увижу и услышу тончайшую невидимую дымку, прорывающееся в запечатанный здравый рассудок томное наваждение... Это неправильно! Я никогда не хотел видеть и ощущать такого! Представлять... хотя бы допускать в и без того вывернутое наизнанку воображение подобные картины. Оно не могло быть моим желанием! Я никогда о таком не мечтал, мысли не допускал! Это не мое, не моя сущность... не часть меня!
"Твоему оптимизму можно только позавидовать. Да ты еще чокнутей меня! Неужели это... для той девчонки?.. Все еще не теряешь надежду?" – отчаянно прикрываю собственные нокаутированные эмоции с ощущениями не вполне уместными шутками в адрес человека, который, в отличие от меня, шел напролом к своей цели вот уже десять лет и не боялся этого не скрывать, не демонстрировать. И кто же здесь из нас двоих истинный одержимый безумец?
"Достаточно иметь и то, что является хотя бы частицей твоей заветной мечты. И это не просто стимул, это проецирование ведущей цели в реальность. То, что дает тебе не какую-то призрачную надежду, а практически стопроцентную уверенность. И это куда действенней, чем напиваться в умат каждый божий день и насиловать перед сном свою жену!" – он отбирает у меня ошейник, как тот учитель-мастер, который дал своему нетерпеливому ученику подержать настоящую самурайскую катану, прежде чем вернуться обратно к тренировкам на деревянных муляжах. И кажется я почувствовал что-то схожее со скулящим разочарованием. Пальцы непроизвольно сжались с легкой дрожью в кулаки, словно надеялись сохранить, втереть в кожу ладоней покалывающую пульсацию пережитых ощущений... ее призрачный образ с запахом и тяжестью этого ошейника на ее белоснежной шейке... Fuck!
Это было намного сильнее туманного наваждения, все равно что соприкоснуться наяву с чем-то невозможным, нереальным... но вполне осуществимым. Дать этой дозе затопить твою кровь незнакомым специфическим привкусом горьковато-сладкого предчувствия... острым жжением царапающего удушья...
Я думал, что усыпил его несколько дней назад, накормив (или напоив) до сыта запахом и кровью чужой боли и страха. Как я еще не рванул на выход из этой залы со всех ног? Двум голодным хищникам в одной клетке не место!..
Чего мне тогда стоило выдержать этот приступ, буквально выстоять, насильно загасить вспышку кроваво-огненного взрыва где-то в эпицентре ледяного вакуума, канувшей в небытие мертвой Вселенной... резанувшей вспарывающей отдачей по сухожилиям, вискам, глазам... вскипевшей плазмой в хрупких сосудах. Придушить из последних сил хриплое рычание в глотке очнувшегося зверя...
Я не мог... Не мог позволить этой одержимости заиграть новыми красками, более контрастными и чарующими образами с реальными запахами окружающих вещей. Каких сил мне тогда стоило сделать шаг вперед, сойти с места, не подать и виду насколько я напуган, потрясен и... возбужден...
Я же здесь не для этого! Бл**ь!..
Или это все Алекс с его гребаной теорией о моей врожденной доминантности? Ради чего он еще мог меня сюда привести? Только чтобы похвастаться шокирующей коллекцией эксклюзивного оружия и очень взрослых игрушек? Это не в его стиле! Он никогда и ничего не делает просто так, если не преследует какие-то определенные цели. У таких людей время на вес золота. Он не стал бы тратить его на законченного, спившегося до белой горячки друга детства.
"Так ты... умудрился убить сразу двух зайцев одним выстрелом? Создать комнату-музей со скрытой функцией игровой, чтобы не запирать все в подвал или подземный бункер под десятью замками в строжайшей тайне от любопытных лиц? Держать все на виду, в открытом доступе, использовать время от времени по его прямому назначению и заодно проводить экскурсии для особо любопытных гостей? В этом плане изобретательности тебе не занимать. А как на счет особо информированной части слуг? Они никогда не задают лишних вопросов при уборке этой комнаты, например, откуда на паркете под Андреевским крестом взялись свежие капли крови или... иной специфической жидкости?.." – да, это была не совсем удачная попытка бегства, но для сознания вполне достаточно. Переключиться на что-то другое, реальное, осязаемое, пусть и в этой комнате, с этими вещами...
Вторая часть залы была стилизована под зону "игровой" с мебелью особой конструкции и назначения. И конечно же все эти предметы выглядели слишком настоящими, слишком "живыми", будто им от роду было не меньше трех-пяти веков, разве что "сохранившихся" в идеальном состоянии. Натуральное тяжелое дерево, закаленная сталь и кованное железо, местами чугун; грубая, покрытая паутинкой "старых" трещинок дубленая кожа. Андреевский крест, подвесная клетка и дыба – это так, популярные экспонаты из классики жанра. Некоторые конструкции действительно требовали пояснительной инструкции с демонстрационным видео-приложением, и кожаные или деревянные "козлы" на фоне остальных загадочных сооружений выглядели самыми безобидными творениями исключительной человеческой фантазии. Чего только стоил массивный толстый диск с железной решеткой в центре деревянного тора и четырьмя крюками по краям, свисающего с потолка с рельсовых направляющих на толстых цепях. Или "смотровое больничное" кресло пугающей формы с функциями раскладного трансформера.
Правда, все это безумное "великолепие" замыкал вполне домашний "уголок" из кожаных кресел и широкого дивана в самом конце залы, прямо перед огромным камином в человеческий рост и меховым ковром из шкур снежного барса.
"Обычно я подстилаю клеенку или плотную пленку, но... иногда, да, случается и такое, хотя и редко..."
Я прекращаю свою ознакомительную "прогулку", остановившись где-то в трех шагах от чугунной каминной решетки.
Алекс выдает свой ответ в виде непринужденной шутки, но мы оба прекрасно понимаем, что это не шутка. И в этот момент мне сложнее всего определиться с внутренним раздрайвом развороченных чувств. Они все никак не хотели мириться с данной частью принятого мною решения, с мотивами, приведшими меня сюда, в этот дом, на порог этого нового сумасшествия, для четкой и конкретной цели.
Нет, я всё ещё хотел... мне это требовалось, как воздух или хотя бы замена тому воздуху, без которого я все еще задыхался...
Но допустить в голову хотя бы самую ничтожную вероятность абсолютно иного решения с другими целями и желаниями?.. Бл**ь, нет! Я же не такой! И никогда таким не был! И чтобы там Алекс мне не напевал все эти годы и как бы не старался сейчас наглядно продемонстрировать свою правоту... это всего лишь кратковременное помутнение рассудка, не более! И я здесь совсем по другой части!
"Слава богу, что хоть кровати нет. Сомневаюсь, что она бы сочеталась с той подвесной клеткой и Нюрнбергской Девой... Но это же просто... игровая комната. Ты ведь привел меня сюда не..." - я тоже теперь пытаюсь сводить все в шутку. Правда, состояние слишком далекое от желания смеяться, особенно на пороге своего ближайшего будущего в стенах этого дома (пусть и не в этой комнатке боли).
"Нет, это обычная мини-экскурсия, не переживай..." - Алекс утешительно улыбается в ответ, как возможно улыбается палач своей жертве, обещая, что больно будет совсем чуть-чуть и очень мало. Подходит, останавливаясь рядом, и снова хозяйским щедрым жестом правой руки приобнимает за мои ссутуленные плечи. И даже видом не показывает, что его могут волновать предстоящие события нашего совместного время препровождения.
Разве что до меня не сразу дойдет, что процесс "игры" был уже запущен и шел полным ходом. Мимика, жесты, определенные слова, улыбки, поощрительные или успокаивающие прикосновения – режим Д/С был включен именно тем, кто взял на себя ответственность контролировать все это... безумие...
"Ближайшие недели твое воспитание будет проходить, как и положено, в условиях строжайшего соблюдения всех установленных для тебя правил с жестким ограничением бытового комфорта. Так что, все эти красивые цацки пока не для тебя. Их еще надо заслужить..." – шутка действительно удалась. Даже мне было сложно сдержать ответный смех, пусть и натянутый, почти конвульсивный.
"Лучше пообещай мне сразу, что не станешь проводить здесь со мной сессий. Для меня один лишь вид этой комнатки и этих вещей уже хуже пытки." - "Понимаю, слишком гламурно и вычурно. Я вообще-то тоже большой поклонник максимально приближенного натурализма. Не переживай, только когда ты сам созреешь для всего этого добра и дойдешь до нужной кондиции, думаю, тогда и сам попросишься... Ну, что? Если с тебя уже достаточно, не пора ли познакомится со своей новой комнатой для вип-гостей, так сказать, официально? Отдохнуть с дороги, прийти в себя после новых впечатлений, побыть наедине со своей совестью... еще раз взвесить все за и против?" - "Думаешь, я могу передумать?" - "Да кто ж такое знает наверняка? Возможно все! Не забывай. У нас по конституции свободная страна – свобода выбора и слова! А все остальное можно купить за деньги!"
Боялся ли я и мог ли на самом деле вдруг передумать? Сомневаюсь, что на тот момент подобный выбор был единственным и крайним решением в моей ситуации. Другое дело, что я хотел этого сам. И если меня что-то и пугало, на вряд ли оно было связано с тем, чего я не знал – с самим местом и методами, в которые меня тогда загнали. И я реально не знаю, что меня могло остановить от всего этого... Разве что только Алекс, который тоже мог отказаться в любую минуту. Но ведь и он все это делал не за просто так...
Похоже чувство прежней апатии вернулось на прежнее место защитным пси-блоком, как только мы вышли из комнаты слез, сворачивая в новом направлении до конечной точки прибытия. Мне бы главное уже дойти... Теперь я остро ощущал усталость с болезненной ломотой в костях и подкожной лихорадкой, хлынувших вытесняющей волной поверх всех пережитых недавно эмоций и видений. Тем более я с обеда так ничего и не ел (как и не пил). Оставаться сейчас одному наедине с собой – не самый лучший выход, но, кто знает, может мне удастся заснуть.
Кажется мы вошли в ту часть здания, где находились служебные помещения и комнаты для прислуги. Алекс что-то расспрашивал меня о Дэнни, я с неохотой отвечал. Затем мы свернули к запасному служебному выходу в самом конце западного крыла, к лестнице, за которой Рейнольдз и толкнул глухую створку дверей на лестничный пролет, ведущего вниз. Обычные холодные ступени из цемента и желтого песчаника с поворотом-загибом налево, на второй более длинный спуск. Предсказуемая прохлада с легким "привкусом" старой сырости потянула скорей не от ближайших стен, а снизу, из самого коридора нижнего яруса. Назвать его подвалом как-то не поворачивался язык, как впрочем и подземельем – слишком идеален, ухожен, без единого намека на средневековые мрачные стены со вбитыми подставками-кольцами для факелов или фонарных ламп. Двойное освещение: естественное из высоких зарешеченных окон под самым потолком в специальных нишах между пролетами-поворотами подвальных помещений, так и от люминесцентных ламп под зелеными плафонами. А дальше... Недолгое путешествие почти в самый конец очень длинного и весьма чистого коридора стилизованного из того же песчаника под брусчатый камень со светло-коричневыми стенами и потолком.
"Ну что?.. Добро пожаловать в свою новую скромную обитель?" – Алекс толкнул одну из незапертых (пока что) арочных дверей – толстую дощатую панель со смотровым окошком, закрывавшимся из коридора. Если бы я не знал, где я и кто хозяин всего этого недвижимого имущества, мог бы запросто принять эту дверь за вход в одиночную камеру или подземную келью. Правда нагибаться не пришлось. Высота проема не доставала моей макушки всего каких-то пару дюймов. Небольшой спуск в две высокие ступеньки и мое сознание с памятью запустили долгожданную программу глубокой обработки визуальной информации. Даже сердце успело пропустить две ощутимые дозы нитро-адреналина в глухих надрывных переборах.
"Согласен, не номер-люкс, но перекантоваться несколько недель вполне сойдет." – Алекс продолжает шутить, спускаясь следом за мной по ступенькам на каменный пол из настоящего шлифованного булыжника. Но мне сейчас определенно не до смеха.
Я, конечно, догадывался о нечто подобном и обещанном, но чего я не ожидал, так это ощутимого давления по сознанию и нервам непредвиденным приступом асфиксии. Затрудняюсь с названием, но это далеко не жилая комната, даже с наличием длинного кожаного топчана в противоположном от входа углу под единственным здесь окошечком. Бл**ь... Если это не одиночная камера из толстых каменных стен, тогда я понятия не имею, что это такое вообще!
Где-то три метра в ширину и шесть максимум в глубину? Одна "кровать", единственная навесная книжная полка под окном, круглый лакированный столик в углу у ступенек входа и внушительный пятачок для "прогулок" в глубокой каменной "нише" во второй части помещения. Именно в этой ничем не заставленной половине комнаты мог спокойно поместиться большой бильярдный стол. Но в том-то и дело, что там ничего не было, если не считать вбитых в несущую стену вертикальных балок из лакированного дерева, ряда металлических планок с железными кольцами, колодками, кожаными ремнями и аккуратно сложенных на полу разнокалиберных цепей. Три толстых и далеко не бутафорских железных кольца красовались дополнительным "декором" в одном футе над изголовьем темно-коричневого (почти черного) лежака, включая четвертое на потолке. И моя дорожная сумка на жестком матраце моего будущего ложа, как единственный, не вписывающийся в окружающий интерьер предмет из внешнего мира.
"За этой стенкой что-то вроде платяного шкафа." – Алекс перехватывает мое внимание, завершая ознакомление с моим новым местом жительства жестами заправского гостеприимного хозяина. Хлопает ладонью по выступающей за столиком угловой стенке, после чего указывает на противоположную, за изголовьем топчана: "А за той – умывальник и толчок. Условия не ахти какие, но, уверен, тебе сейчас не привыкать. Захочешь принять душ, может быть сумеем как-нибудь договориться."
"Надеюсь, тебе не стрельнет в ближайшем будущем принуждать меня пить из того толчка?" – киваю в сторону предполагаемого сан-узла, пока неспешно расстегиваю пуговицы на пиджаке. Здесь по любому должна быть проведена система климат-контроля. Вот только боюсь регулировать температуру в этой комнате мне определенно не позволят. Не скажу, что здесь тепло (уют и комфорт можно смело вычеркивать из общего списка), но мне сейчас и самому было как-то не особо холодно.
"Всё зависит от твоего дальнейшего поведения. Что-то конкретное обещать или не обещать не могу, но у тебя будет в запасе пара часов, чтобы хорошенько все обдумать и составить список из недопустимых вещей. Не хотелось бы тебя через пару дней откачивать от анафилактического шока при "отравлении" тальком."
"Твоя доброта не знает границ!" – пытаюсь вернуть ему подколку и даже улыбаюсь в ответ. - "Кстати, здесь до меня уже кто-то жил?"
"Беспокоишься, не успел ли кто на этой кроватке представиться перед всевышним? Не волнуйся, здесь все очень чисто и почти стерильно, как в больнице. И ты ведь никому не говорил, куда уезжаешь на эти недели?" – коварный оскал матерого хищника, способного пригвоздить тебя к месту одним лишь взглядом. От подобных шуточек от такого Голиафа и по совместительству Ганнибала Лектера не только остановится сердце, реально накроет приступом неконтролируемой паники.
"Нет, не говорил!" – присаживаюсь на край топчана возле сумки, до этого стянув с плеч пиджак и скинув его в сторону изголовья. - "Так что, если ты меня вдруг случайно засечешь той кошкой до смерти, можешь смело закапывать мой труп в своем парке. Здесь меня искать точно не станут." - "Смотрю, у тебя крайне оптимистичные прогнозы на будущее. Уже всеми помыслами в завтрашнем дне? Чтож, не буду пока мешать и дальше грезить наяву... отдыхай и набирайся сил. Через пару часов вернусь, тогда и обсудим все нюансы с деталями. Располагайся и чувствуй себя, как дома, если получится конечно..."
Дружеские шуточки, чтобы приукрасить местный колорит интерьера и ближайшее одиночное проживание в нем?.. Интерес почти сошел на нет. И я впервые спокойно перенес звук защёлкнувшегося дверного замка со стороны коридора. Кажется, с каждой пройденной минутой апатия или вакуумная пустота ощутимей занимали свои господствующие позиции в сознании Дэниэла Мэндэлла-младшего. С одной стороны это может и хорошо, но вот... надолго ли?
Пока мне известны лишь несколько паршивых для меня состояний, постоянно доводивших меня до алкогольных срывов, и первое место когда-то занимала именно эта пустота. Испытывать себя никем, почти растворившейся физической тенью в окружающем пространстве, на которую время от времени кто-нибудь да наткнется. И у этой пустоты есть самое отвратное свойство – она никогда не останавливается. Ей всегда будет тебя мало... всегда! И она будет сосать тебя до тех пор, пока кроме боли ты уже больше ничего не будешь чувствовать.
Я бы мог, конечно, оставить ее в качестве альтернативного напарника по камере, но в том-то и дело... теперь она посещает меня все реже и реже. И с каждым разом часы посещений ощутимо сокращаются. А иногда я и сам становлюсь ведущим инициатором ее полного уничтожения, как сейчас, например...
Можно было бы просто прилечь на топчан, закрыть глаза и окунуться растворяющимся сознанием, как в сенильную кислоту, в эту вязкую бездну абсолютного ничто, запустить ее ненасытные щупальца черной дыры в оцепеневший разум, выпотрошенной под чистую полумертвой сущности. Но я лезу в свою сумку с упрямством стрессоустойчивого камикадзе. Подхватываю томик сборника пьес и сонет Шекспира (почти первое, что попалось под руку в библиотеке Реджи) и только тогда заставляю себя прилечь на тугой матрац не особо комфортного лежака. Сумка временно заменяет подушку (позже Алекс притащит силиконовую вместе с пледом).
Пустота ещё плавится, сладко пульсируя на уровне солнечного сплетения. Последние мгновения наивного неведенья... Мне все еще хочется верить, что когда-нибудь она победит, возьмет свое, останется наконец-то во мне навсегда, превратив в конечном счете в часть себя, в пустую оболочку – без разума, чувств и инстинктов... Но она уже сжимается в рефлекторном мышечном спазме, резанув диафрагму знакомыми ржавыми зубьями ненасытной помпы. А ведь я только-только прикоснулся пальцами к твердому переплету книги.
Нерешительная пауза? На вряд ли. Мне даже не нужно искать нужной страницы, она открывается одной из нескольких, почти сразу же. Вложенная закладка-фотография толкает от себя "стопку" листов книжной бумаги, раскрываясь своей глянцевой поверхностью отпечатанного изображения.
Бл**ь...
В вакууме не слышно ни звуков, ни тем более взрывов, но это не значит, что их не чувствуешь в волновой вибрации режущих сжатий нулевой материи по окружающему пространству. Да, ее не слышно, зато очень хорошо ощущаешь... ощущаешь ТЕБЯ!..
Наверное, я уже просто не мог без этого. Хотя, кого я обманываю? За пять лет уже давно пора было признать себя конченным наркоманом. Или у меня столь большой выбор и особенно сейчас? Пустота или ТЫ? Вот только твой чистый героин, доза живой боли – мой вечный золотой укол, убивающий каждый день, вечер и ночь, не важно где и когда. Моя желанная долгоиграющая вакцина персональной смерти. Я сам вгонял ее себе под кожу в вены, которые настолько влюбились в твои иглы, что даже не стали прятаться от них (если не наоборот).
Почему... Эллис... бл**ь, почему?.. И почему каждый раз я спрашиваю тебя об этом все эти гребаные годы? Смотрю на эти фотографии, наивно касаясь подушечками пальцев гладкой плоскости холодной фотобумаги, будто пытаюсь нащупать рельеф и тепло твоего уменьшенного личика, и в который раз вливаю в свою кровь новую дозу эксклюзивной именной боли. Я хочу ее! Хочу тебя! И чем больнее тем лучше! Не жалей меня! Сделай это сегодня... не дай мне дожить до утра... Разорви на хрен эту долбанную мышцу беспрестанно гоняющую твои осколки по всей кровеносной системе. Потому что если это не сделаешь ты, тогда завтра кто-то другой попытается вытравить тебя из меня реальной физической болью. А я этого не хочу! Как бы больно мне не было с тобой в себе, эта боль все, что у меня осталось от тебя, не считая этих фотографий. Ничтожные мгновения, застывшие на твоем нежном личике в момент самого совершенного откровения! Это не наигранная вынужденная улыбка или маска мечтательности на фоне Эшвиллевских достопримечательностей... это твой полет в эпицентр нашей еще живой и растворяющейся в твоих греховных соках Вселенной, пульсирующей сладкой эйфорией в сокровенных глубинах твоего естества... На нервных окончаниях моей порочной одержимости, в раскрытой бездне моей ненасытной жажды, на пике моего чистого безумия – оголенной, обнаженной до самых костей любви, слишком откровенной, беззащитной и уязвимой, как и эти мгновения наивысшей страсти на твоем лице. Столько гребаных лет я переплетал их в одно целое, неразрывное, единое... вечное... Почему оно может жить только на этих снимках?.. Почему оно не может вливаться в мои вены анестезирующей томной ностальгией, а продолжает выедать меня изнутри кипящей ртутью неугасаемого напалма?
Fuck!.. КАК? Как мне всё это остановить, переформатировать, перекодировать или снести к ебеней матери весь центральный сервер? Как мне отделить от этой боли тебя? Где найти эту точку, очаг, эпицентр всего? Какое принять лекарство для полной и безвозвратной мутации ДНК? Ведь я не знаю, что тогда будет... ЧЕМ Я СТАНУ БЕЗ ТЕБЯ!..